Елена Басманова - Тайные пороки

Но договорить фразу он не успел, потому что внезапно дверь распахнулась и в комнату ворвался бритый мужчина в расстегнутом пальто с каракулевым воротником и в каракулевой шапке, сдвинутой на макушку.

— А, вот вы где? — завопил он. — Вся гнусная шайка в сборе! Вся банда, которая вступила в сговор с целью моей дискредитации!

— Руки вверх! — закричал Шумилов и в его правой руке его появился выхваченный из кобуры револьвер, нацеленный прямо на неизвестного.

Госпожа Май, чтобы привлечь к себе внимание пристава, позволила себе резкий жест.

— Алексей Гордеич, — произнесла она со злостью, — опустите револьвер. Я сама убью этого типа. Нет, задушу собственными руками.

Она повернулась на каблуках и шагнула к бузотеру.

— Господин Мурин! Что все это значит? Почему вы здесь?

— Нет, почему вы здесь? И вместе с Лиркиным? Вы должны быть в косметическом салоне! Или сегодня — не среда?

— В салоне я уже была. А вот почему вы пренебрегли сегодня гимнастическим залом?

— Я им не пренебрегал! — вскинулся Мурин. — И что вам до спорта?

— Вы вовлекли в эти дела и бедного Самсона!

— Я его не вовлекал! Он больше за вашу юбку держится!

— Не дерзите даме, господин Мурин, — не выдержав, вступился за госпожу Май Тернов. — Из-за того, что вы не занимаетесь воспитанием молодого поколения, им занимаются преступники.

— Лиркин, что ли? — Мурин скривился.

— Не Лиркин, а поручик Бешенцов, — заявил Тернов. — Это вы свели с ним Шалопаева?

— Мурин на все способен, — брызгая слюной, заверещал Лиркин, — он поддерживает переписку с иностранными изданиями и гражданами. Я-то знаю, он в немецком журнале печатался — мне наш берлинский раввин сообщал. Продал врагам описание наших новейших научных разработок.

Мурин позеленел:

— Госпожа Май, — прошипел он, — пока вы меня не задушили, позвольте мне убить этого негодяя. Вам же лучше. Так низко пасть — клеветать на своего коллегу. Следующей будете вы.

— Прошу без угроз в храме правопорядка, — прикрикнул Шумилов, не без интереса наблюдающий сценку из неизвестной ему жизни свободной прессы. — Еще раз повторится — выпишу штраф.

— Так зачем вы сюда явились, господин Мурин? — шагнул вперед Тернов.

— Очень хорошо, что вы здесь, господин Тернов, — сказал Мурин. — Вы свидетель. Рассыпаясь в любезностях перед этой Венерой, вы не понимаете, с каким лицемерным и хищным созданием имеете дело. Она и вас под монастырь подведет.

— Милостивый государь… — возмущенно начал Тернов.

— Не перебивайте меня. Имейте мужество взглянуть истине в лицо. А истина такова. В понедельник, планируя номер, госпожа Май заказала программную статью этому рыжему козлу.

— Нет, вы видели такого антисемита? — отозвался Лиркин, не двигаясь с места. — Господин пристав, запишите в протокол оскорбление личности и разжигание межнациональной розни…

— Заткнитесь, Лиркин, — оборвал его Мурин, — Господин Тернов, только сегодня я понял всю глубину коварного замысла! Этот негодяй за всеми нами следил, чтобы изобразить в своей статье наши недостатки и погрешности. Я почти уличил его. Жаль, задержался в гимнастическом зале и пришел к венерологу, которого порекомендовала мне сама же госпожа Май, поздно — клиника была разгромлена. Господина Самоварова я застал «в слезах и в руинах». Он сказал, что этот Лиркин сначала выпытывал у него, являюсь ли я поклонником музыки Чайковского и ходил ли в детстве на его концерты… А затем разгромил клинику — чтобы я уже вовсе не смог подготовить должным образом свой материал.

— Этот ассимилянт нарушил мое интимное пространство! — выкрикнул Лиркин.

— И в чем же виновата госпожа Май? — не понял Тернов.

— А вы не видите? И погром, и арест, и освобождение — дело ее рук. Ее замысел. И то, что вы все здесь собрались, неопровержимо это доказывает.

— Отлично, — Тернов чувствовал себя призванным защищать прекрасную женщину от несправедливых обвинений. — Теперь мы выслушаем противоположную сторону. Господин Лиркин. Излагайте вашу версию.

Арестант встал, оправил платье и, презрительно оглядев Мурина, произнес:

— Ложь. Полнейшая ложь и клевета. Госпожа Май оскорбила меня еще в понедельник — заказав мне статью, которую и статьей назвать нельзя. Не то что программной публикацией. Рассчитывала, что я не справлюсь с ее изощренным и злоумышленным заданием. Но я не промах. И меня так просто из седла не выбьешь. Я уже близок был к своей цели, я нашел нестандартное решение проблемы. Даже арест мне не помешал. Однако возникло непреодолимое препятствие, и его создала сама госпожа Май.

— О чем вы говорите, господин Лиркин? — нетерпеливо перебил обвинителя Тернов.

— О Фалалее, вот о чем! Или вы не знаете, что он бесследно исчез? Знаете! Отпираться бессмысленно! И тем не менее ничегошеньки не делаете, чтобы его найти! Значит, и вы в сговоре с госпожой Май.

— Он спятил, — Мурин покрутил пальцем у виска, — что избавляет меня от необходимости марать об него руки.

— Зато я об вас руки измараю, — взвыл Лиркин, тряся перед собой побелевшими кулаками. — И вы, и этот ваш Нарцисс-Шалопаев Фалалея спрятали! Господин Тернов, вы же слышали сегодня утром, как Шалопаев не желал посвящать меня в поиски Фалалея. Скрывал, избегал моего общества…

Госпожа Май, поморщившись, обратилась к репортеру:

— Гаврила Кузьмич, так сегодня в гимнастическом зале Самсона не было?

— Не являлся, Ольга Леонардовна, могу на Евангелии поклясться, — шутовским тоном отозвался тот.

— На Евангелии обычно клянутся предатели, — не мог уняться Лиркин. — А вы и есть предатель Царя и Отечества. Зачем в гимнастический зал ходите?

— Чтоб не быть такой сосиской, как вы! — снова усмехнулся Мурин.

— Подумайте, господин Тернов, хорошенько подумайте, — знаток предателей умоляюще сложил ладони на груди и вытянул шею в сторону следователя, — зачем эта бездарность тренируется? Зачем мышцы накачивает? Кулаки оттачивает? Я знаю! Чтобы пополнить ряды боевиков Пуришкевича!

Тернов отпрянул и непроизвольно ответил:

— Но ведь Пуришкевич как раз за Царя и Отечество!

— Зато он против евреев! — выкрикнул Лиркин.

— Довольно! — хлопнул кулаком по столу багровый пристав Шумилов. — Прекратить балаган! Здесь вам не Государственная Дума!

Госпожа Май властно взмахнула рукой.

— Господин Шумилов, выдворите этого буяна вон! За шиворот! Пинками!

— Не смейте! — завизжал Лиркин. — Я сам уйду! Но вы еще об этом пожалеете!

Он двинулся к дверям, и госпожа Май крикнула ему вслед:

— И Фалалея не ищите! Он будет только в пятницу!

Когда дверь за музыкальным обозревателем захлопнулась с грохотом, от которого посыпалась штукатурка с потолка, следователь Тернов укоризненно сказал: