Елена Басманова - Бомбейские чудовища

— Что там? — не утерпел Чудин.

— Ничего особенного, — ответил помощник следователя, поворачиваясь так, чтобы нежелательный свидетель не мог прочитать. — Возьму на экспертизу. И штаны тоже упакуйте. Через час заберу. А пока было бы невежливо оставлять даму надолго одну.

Лапочкин не договорил главного: ему не терпелось отведать студня с хреном и положить в рот ломтик селедки. Тем более что теперь у него в руках было вещественное доказательство, по которому можно определить сообщника Сыромясова.

Ведь это сообщник ему писал: «Если желаешь убедиться в измене того, кто дорог тебе, после полуночи будь у “Бомбея”».

Фалалей Черепанов нисколько не сомневался, что его юный подопечный, пользующийся такой чрезвычайной популярностью у женщин, в костеле не задержится. Не сомневался он и в том, что Самсон Шалопаев не сможет отказать Мими в просьбе проводить ее до дому. А доведя мадемуазель до дома, где она квартирует, не сможет отказаться от предложенной чашки чаю — уж он-то, Фалалей, прекрасно видел, как эти голубки стреляли глазами в его присутствии, как желали остаться наедине!

Хотя господин Черепанов и являлся ревнителем супружеской верности и беспорядочных половых контактов не одобрял, в данном конкретном случае он стажера не осуждал. Во-первых, молод, не способен еще устоять перед энергетикой взрослых женщин, которые прямо-таки его гипнотизируют. Во-вторых, оба не связаны таинством церковного брака, а значит, речи об измене кому-нибудь и не идет. А в третьих, считал Фалалей, Самсону полезно пополнить свой багаж интимных познаний — все-таки он в журнале «Флирт» служит…

Теперь фельетонист, глядя вслед удаляющейся парочке и щуря глаза от мелкого снега, прикидывал, чем ему занять вечер. Разумеется, неплохо бы набрать материален о госпоже Матвеевой и госпоже Куприянской. Но с кого начать? О том, в каком театре служит неизвестная госпожа Куприянская — несомненно, это ее псевдоним, — можно узнать в дирекции Императорских театров. Но присутственный день там уже завершен, кроме того, возможно, она служит и не в Императорском театре, а в каком-нибудь захудалом, модернистском. Ныне их развелось множество! Спросить у театрального обозревателя Синеокова в буфете синема? Но это чревато скандалом: Модест раскричится, что за ним следят и вмешиваются в его личную и творческую жизнь. Если фамилия Куприянская — сценический псевдоним, то и в адресный стол полиции без знания ее настоящей фамилии обращаться бесполезно.

Пока же ноги несли фельетониста Бог знает куда. Внезапно он подскочил как ужаленный и резко притормозил на ледяной дорожке — у него возникла идея! Он покрутил головой в поисках заведения, где можно было бы воспользоваться телефоном. Неподалеку, всего в квартале, находилась мастерская по изготовлению визиток, туда-то журналист и устремился. Там его знали в лицо и неоднократно оказывали мелкие услуги.

Дорвавшись до телефонного аппарата, Фалалей истошно закричал в трубку, требуя от барышни соединить его с редакцией журнала «Козлиная песнь».

Служащие мастерской захихикали: они тоже знали это новое передовое издание, с вызовом названное в отместку снобам, вздыхающим над словом «трагедия». А трагедия — это и есть козлиная песнь в переводе с греческого. А значит, кроме печального, в ней несомненно присутствует немало и веселого.

В редакции «Козлиной песни» служил конторщиком бывший священник Гришка Петров, лишенный в прошлом году Синодом своего сана за брошюру, поносящую православную церковь и отрицающую существующие власти. Освободившись от вериг веры, Гришка полностью погрузился в мирскую суету и пороки. Особенно его интересовала подноготная известных людей, будь то властители или актеры и писатели. Он вынюхивал все, что связано со страстями человеческими, выгодно приторговывая чужими тайнами, и Фалалея уважал, как уважал своего вожатого Данте, который много узнал благодаря осведомленности Вергилия.

— Гриша, Гриша, сукин ты сын, как я рад тебя слышать! — воскликнул Фалалей, когда телефонная связь установилась.

— И я тебя, чадо мое греховодное, — отозвался конторщик.

— Слушай, Гришаня, будь братом и другом, окажи услугу, — взмолился фельетонист «Флирта», — наш-то специалист по театру пропал в бездне греха, а мне позарез сведения нужны.

— Богатым милостыньку не подаю, — ответил Гришаня на другом конце провода.

— Так я и не милостыню прошу, тоже в накладе не останешься, — пообещал Фалалей.

— Это другое дело, — смягчился поп-расстрига, — чего надо?

— Сущий пустяк, не знаешь ли случайно актрисочку такую — Ольгу Куприянскую?

— Как не знать, знаю, мы ведь издание театральное.

— Из какого театра?

— Да во многих служила, но всегда ругается с антрепренерами. Роли они, видишь ли, дают ей не те. Красивая, чертовка. Но бездарная. Сейчас не служит нигде. Ждет предложений.

— А адресок, адресок ее у тебя есть? — с надеждой продолжил Фалалей. — Где проживает?

— И адресок есть, — почему-то захихикал Гришаня, — недалеко здесь, в доме Камынина обитает. Но имей в виду, домой ранее двух часов ночи не возвращается. Богема!

— Мужа у нее, конечно, нет, — уверенно заявил Фалалей, — а любовник?

— Как не быть, имеется, — снова хихикнул Гришаня, — но тут я умолкаю. Персона важная.

— Неужели сам Столыпин? — ахнул Черепанов.

— Столыпин не Столыпин, а обет молчания я давал, и не попам проклятым, а нашему редактору, а он в шею меня погонит, если правда выскочит наружу.

— Вот как? Значит, бегу в дом Камынина. Разнюхаю все.

— А я, чем мне отплатишь, брат? — вернул флиртовца к действительности конторщик. — Ты же обещал, что в накладе не останусь.

Фалалей прикрыл трубку ладонью и перешел на шепот:

— Известная нам особа, Гришаня, метит на звание королевы красоты — послезавтра конкурс. Теперь мне ясно, она и победит, коли у нее такие сильные покровители за спиной.

— Не пройдет, — уверенно отрезал осведомитель, — говорят, там победит какая-то француженка. Где нашим? Жюри из русских судей ни за что не признает королевой русскую красавицу. Хочешь пари?

— Нет, не хочу, — развязно ответил Фалалей, чтобы сбить спесь с бывшего попа, — слышал я об этой Жозефинке. Ничего особенного, кроме таинственности и иноземного имени. Уверен, ноги у нее кривые.

Он шмякнул трубку на рычаг, поблагодарил служащих мастерской и резво выскочил на улицу.

Кутая лицо в воротник, Фалалей уже решил, что сейчас вытрясет душу из дворника камынинского дома, а затем заглянет в адресный стол. Узнает адрес инженерши Матвеевой и повторит маневр с матвеевским дворником. Завтра же Мадлен сообщит что-нибудь о Жозефинке — и останется время, чтобы напотрошить сведений и о француженке. Так что к самому конкурсу он, Фалалей, будет во всеоружии. И увидит на этом конкурсе то, чего никто не поймет, — благодаря тайной информации его фельетон станет гвоздем номера.