Елена Басманова - Бомбейские чудовища

— Так я и знала! Бокс укрепляет мужские кондиции, — одобрительно улыбнулась старушка. — А современные мужчины выродились. Вы только посмотрите, киньте свежий взгляд — вокруг одни колышущиеся животы, отвислые щеки, узкие плечи, жирная грудь, двойные подбородки, широченные зады… Тьфу!

Лапочкин мысленно поблагодарил господа Бога за то, что тот дал ему худощавое телосложение, выкатил грудь колесом и расправил плечи.

В гостинице царила тишина, кажется, все постояльцы уже отошли ко сну. На площадке второго этажа в углу сидел, склонив голову на грудь, коридорный. Раздавался легкий храп и присвистывание.

— Эй, вы, соня, — почтенная дама похлопала спящего муфтой по затылку, — просыпайтесь же.

Коридорный вздрогнул, вскочил и ошалело уставился на полуночников.

— В Соединенном королевстве вас бы сию же минуту уволили, — объявила ледяным тоном постоялица, — а в России принято дрыхнуть беспробудно. Никак прислугу не вышколить. Где хозяин гостиницы?

— Д-д-дома, — пробормотал растерянный малый, с опаской вглядываясь в Лапочкина. — Как всегда в это время.

— Завтра же велю ему, чтобы начинал школить прислугу, — въедливая особа неприязненно обозрела коридорного с головы до ног, — я понимаю, если бы гостиница была захудалая. А то ведь — бывший дом английского часовщика, сподвижника Петра Великого. И прислуга должна соответствовать древним традициям. Тем более что и название «Бомбей» обязывает. Не правда ли, мистер Лапочкин?

Лапочкин, ошалевший от речей спутницы не менее, чем коридорный, впервые слышал о том, что это непрезентабельное облупленное здание из двух этажей, подвальные окна которого уже по наличники вросли в землю, имеет историческое значение.

— О, йес, — непроизвольно перешел он на английский, из которого знал два слова, и тут же предположил, что эти россказни — плод господина Либида, дорожного попутчика дамы.

— Вот вам ключ, — властно обратилась старушка к несчастному парню, — отоприте дверь в мой номер, зажгите свечи и подайте анисовый чай. Да не вашу дрянь, а настоящий, английский. Я не могу потчевать господина констебля всякой поддельной травой.

Коридорный осторожно обогнул по дуге придирчивую каргу и побежал — весь вид его свидетельствовал о том, что он считает постоялицу сумасшедшей. Некоторую опасность почувствовал и Лапочкин. Он опустил руку в карман, но, как назло, револьвера в кармане не было, только электрический фонарь и складной нож. Кстати, английский.

Лев Милеевич ощущал себя будто в дурном сне: когда известные люди в известных обстоятельствах и интерьерах действуют необычно. Особенно неприятным для него оказался тот факт, что въедливая особа поселилась в крайней комнате, смежной с той, где утром было совершено убийство. Войдя в покои беспокойной бабушки доктора Ватсона, Лапочкин остановился справа от притолоки и, нажав на кнопку электрического выключателя, огляделся: обычный номер, аналогичный тому, в котором поутру обнаружили мертвое тело Трусова. Только окон было два, поскольку комната угловая. В связи с этим кровать с пологом располагалась вдоль левой стены, сразу же за внушительным платяным шкафом, а стол стоял ближе к правому углу.

— Почему вы не зажигаете свечи? — не отставала постоялица от коридорного.

— Но электрический свет лучше, — нерешительно ответил тот, вороша уголья в прогоревшей печи.

— Я сама знаю, что лучше, и нечего там копошиться. Развели баню в номере, дышать нечем.

Коридорный закрыл заслонку и покорно бросился зажигать свечу в канделябре, стоявшем на столике у кровати.

— И не забудьте про анисовый чай, — угрожающе напомнила дама с такой интонацией, что Лапочкин явственно расслышал: «Пшел вон!».

Малый, пятясь задом, скрылся и аккуратно прикрыл за собой дверь.

— Прошу вас, господин Лапочкин, — почтенная особа уже вынудила помощника следователя принять у нее шубу, муфту, шляпу, даже ботики и теперь была само радушие: голубые глаза светились неземной кротостью, приветливая улыбка озаряла сухенькое личико, обрамленное вокруг лба и висков седыми буклями, — прошу вас, присаживайтесь к столу. Форменное безобразие, что творится в России! А все почему? Потому что в России нет гражданского общества, как в Британии, например. Граждане этой страны привыкли раболепствовать и вовсе не задумываются о том, что надобно уважать свое достоинство.

Лапочкин, сняв шинель и фуражку, просеменил к столу и сел на указанный стул.

— Да как его уважать-то? — спросил он. — Воспитание уважения должно сверху идти.

— Согласна, — милостиво кивнула хозяйка, уютно угнездившаяся на мягком диванчике, расправила какую-то невидимую миру складку на аккуратном платьице, и продолжила свою безапелляционную декларацию, — но что у нас делается сверху? Вы только посмотрите на нашу прессу — любого пошиба. Начиная с самой солидной, заканчивая самой бульварной. Да ведь никто Россию так в мире не поносит и не топчет, как мы сами. Иностранцам даже придумывать ничего дурного о нас не надо — читай себе русские газеты и наслаждайся той мерзопакостностью, которую русские сами о себе говорят. А наши депутаты! Чего только не мелют с трибуны Государственной думы! Я, знаете ли, в своей Тмутаракани от корки до корки газеты прочитываю — и что же? Могу работать не хуже любого шпиона: из газет можно столько государственных тайн узнать, что обогатишься. Вы меня слушаете?

Лев Милеевич вздрогнул, перестал шарить глазами по комнате, и, изобразив внимание, уставился на помолодевшее, задорное личицо своей визави. На ее резкий вопрос отозвался незамедлительно:

— Да, сударыня, то есть миссис Ватсон?

— Нет-нет, дорогой друг, меня зовут Дарья Эдуардовна, по мужу Смит. Дочь же моя и есть миссис Ватсон, а внук мой — знаменитый сподвижник Шерлока Холмса.

Лапочкин несколько повеселел: вроде бы дело начинало приближаться к существу, — сложил морщины в приветливую улыбку:

— Так чем я могу быть вам полезен, миссис Смит?

— Для начала, друг мой, возьмите вон тот сак, откройте его и выньте оттуда несессер. Там у меня кое-что есть.

Заинтригованный Лев Милеевич проделал несложные операции со всей возможной для его немолодых суставов грацией, ибо старался не упасть в грязь лицом пред бабушкой такой знаменитости. Дама открыла несессер и достала оттуда внушительную флягу и две серебряные стопки.

— Разумеется, если по-английски все делать, так нужен был бы джин, или виски, — сообщила она, — но русская водочка мне более по душе. Сама делаю, настаиваю на черносмородиновых почках. Согреемся?

— В комнате хорошо натоплено, — нерешительно заметил Лапочкин, — и я уже вроде отошел от метельного ветра.

— Так это только снаружи, — возразила Дарья Эдуардовна, — а снаружи должно быть прохладно. Тепло должно быть внутри.