Елена Басманова - Бомбейские чудовища

— Да, иногда прямо в аудитории засыпает от переутомления, — добавил Гаврила Мурин.

— Профессора на него не нахвалятся, — продолжил Эдмунд Федорович, — я наводил справки. Говорят, он даже порывался остаться на ночь в Публичной библиотеке, едва уговорили оторваться от чтения классических трудов по всем основным научным направлениям.

Василий Игоревич с жадностью переводил взор с одного враля на другого.

— О, мой мальчик! Мое драгоценное дитя! Неужели он так и не вкусил радостей столичной жизни? — в голосе господина Шалопаева послышались натуральные слезы.

— Отец Горгий, молвите слово, — саркастически ухмыльнулся Мурин. — Ведь Самсончик вам исповедуется перед сном.

Фалалей откашлялся в кулак.

— Истину глаголите, чада мои, не дитя, а сущий ангел.

Василий Игоревич всхлипнул.

— Как я хочу подержать в руках хотя бы одну из книг, к которым прикасался он!

Мурин изменил позу и картинным жестом обвел стены:

— Вы видите эти книжные шкафы? Все эти книги побывали в руках вашего сына! А вон там, на этажерке, видите стопку тетрадей? Это все им исписано! Вон на столе чернильный прибор — обратите внимание, как стерта краска на ручке его стилоса! Все от усердия и любви к знаниям!

— Душенька, киска, — попросил Василий Игоревич блондинку, — дай мне этот стилос! Я хочу его подержать, поцеловать, почувствовать тепло руки своего сына!

Девица вспорхнула с дивана и, пританцовывая, двинулась к письменному столу. Схватив стилос, она с разбегу прыгнула на диван, юбка ее игриво взлетела вверх и нечаянно обнажила чулок и подвязку.

— Пупсик, зачем тебе этот стилос? — томно повела глазами миниатюрная брюнеточка, — лучше меня поцелуй. Я начинаю скучать. Здесь неинтересно. И господа эти, фи, какие пресные… Я вина хочу!

Она принялась тормошить Василия Игоревича и ерошить его поредевшую русую шевелюру.

Фалалей стоял столб столбом, не в силах оторваться от неожиданного зрелища. Но все же заметил, как господин Либид сделал едва уловимый знак Мурину. Тот подошел к буфету и взял поднос с фужерами, виноградом, конфетами. А в центре подноса возвышалась бутылка коньяка.

— Прошу вас выпить за здоровье вашего сына, — возвестил господин Либид.

— А я не хочу пить здесь, — заявила баловница со стилосом в руке, — я хочу в ресторан. Базиль, ну поедем же кутить! Зачем ты здесь время теряешь?

— Но я еще не побеседовал с отцом Горгием! — возразил устало Базиль, начисто позабывший о стилосе. — Отец Горгий, скажите: что, что творится в душе моего сына? Любит ли он и почитает ли своих родителей?

— О да, не сомневайтесь, преисполнен почтительности, — хрипло ответил Фалалей, и неумело поддернул широкие рукава рясы, чтобы принять рюмку с коньяком от Гаврилы Мурина.

— А невинность, целомудрие он бережет?

— Всеми возможными способами, — поспешил подтвердить Фалалей.

Мурин, нахмурившись, добавил:

— Да по-другому и не может быть. Я блюду его нравственность. И блуда в своем доме не допущу. Пока он живет под моим кровом, я чувствую свою ответственность…

Девица со стилосом в руке завизжала, затопала ногами, вскочила и бросила стилос на пол.

— Мне надоело! Пупсик, хватит! У нас и так мало времени! А разлука неминуемо приближается!

— Да, — протянула брюнеточка, — мне здесь жарко и скучно, поедем на острова! Ты ведь все узнал, что хотел?

— Но я так и не увидел своего мальчика! — печально отозвался Василий Игоревич. — Что я скажу его матери?

Господин Либид вышел из тени и властно заявил:

— Друг мой! Вы видите, я выполняю свои обязательства. Я обещал вам разыскать вашего сына, и я привел вас в квартиру, в которой он обитает. Вы подышали воздухом, которым дышит он, удостоверились, что с ним все в порядке. Идите с Богом, отдыхайте, а завтра, обещаю вам, завтра вы его непременно увидите! Я приложу все силы, чтобы найти его и заставить пасть в ваши родительские объятья!

— Ура! Ура! Мы едем на острова! — девицы вскочили с дивана, захлопали в ладоши, покружились вокруг стола, схватили Василия Игоревича за руки и потянули на себя, в надежде поднять с дивана.

— Но я хочу, чтобы отец Горгий мне все рассказал начистоту! Как отец отцу!

— Отец Горгий поедет с вами и все вам расскажет, — поспешно пообещал Мурин.

— Однако я не думал, — начал было Фалалей.

— Христианский долг превыше всего, — господин Либид подтолкнул фельетониста плечом и шепнул на ухо, — а вон та, брюнетка французистая, не сможет ли вас заинтересовать? Королева!

Фалалей и сам уже обратил внимание на брюнетку, — она слегка грассировала, да и кокетство в ней было какое-то необычное, чужестранное. Может, она и есть таинственная Жозефина?

Да, эта чаровница вполне может появиться на завтрашнем конкурсе красоты.

— Я готов утешить вашу скорбную душу, сын мой, — заявил фельетонист с чувством, — я последую за вами и постараюсь рассеять вашу родительскую тоску.

— Ура! Ура! — снова закричали барышни.

А брюнеточка даже подбежала к Фалалею и чмокнула его в щеку.

— А вы оставайтесь дома, господин профессор, — обратился Эдмунд Федорович к репортеру. — Если Самсончик появится, дайте нам знать.

— Всенепременно, всенепременно дам, — со значением сказал Мурин, покидая с гостями гостиную.

Шумная компания, облачившись в шубы и пальто, высыпала на лестницу. Барышни держали под руки Базиля тот с трудом переставлял ноги. Фалалей и господин Либид шли позади.

Миновав улицу, компания свернула на проспект, где движение было более оживленным. Предстояло найти извозчика, но все они везли седоков. Господин Либид даже не вглядывался в проносившихся мимо него счастливчиков. А зря. Потому что именно в этот момент мимо компании мчались сани с авторами эротического журнала «Флирт». Сани завернули с проспекта на улицу и подкатили к дому Мурина.

Иван Платонов, Евгений Тоцкий и фотограф Братыкин сошли на тротуар. Но подниматься в квартиру Гаврилы Мурина им не пришлось, потому что репортер сам вышел из дома. Он был в пальто, но без шапки, а в руке держал жестяное ведро, покрытое тряпицей.

— Мурыч! Гаврила Кузьмич! — бросились флиртовцы к товарищу, не обращая внимания на удивленные взгляды дворника, сгребавшего поодаль снег.

— Черт побери! Зачем вы явились? — нелюбезно ответил Мурыч. — Только одних визитеров спровадил, как другие не замедлили портить мне жизнь.

— Гаврила, дружище, не сердись! — заторопился Платонов. — Понимаешь, мы в ужасном положении. Только на тебя вся надежда.

— Или мы вам помешали, господин Мурин? — с максимальной учтивостью, но печально добавил Тоцкий.

— А что у вас в ведре, Гаврила Кузьмич? — заинтересовался Братыкин.

— А черт его знает, — ответил с досадой Мурыч, — сам случайно увидел в прихожей. Наверное, дурак Фалалей притащил.