Моника Кристенсен - Угольная крошка

«Господи боже, – думал Тур, – она должна понять, что нужно взять себя в руки, что так продолжаться не может. И что я не собираюсь уходить от Лины – что бы ни случилось».

Никакого скандала не последовало. Не было ни громкой ссоры, ни слез. «Ну вот, – думал довольный Тур. – Вот все и закончилось. Конец истории. Все возвращается на круги своя».

Фрёйдис бродила по городу, невидимая, как прежде. Каждое утро она совершала длинные прогулки на окраине, а часто и по вечерам тоже. «Поразительно, – думала она, – что никто не говорит, какое приятное чувство ненависть. Соблазнительное. Почти как влюбленность. Только для ненависти нужен объект. Кто-то, кто ее заслуживает. Кто заслуживает страдать».

Письма начали приходить в администрацию губернатора в конце января. Анонимные, почти без текста. Поначалу никто из полицейских не принимал их всерьез. Поэтому первые письма отправили в корзину. Но позднее в беседах с КРИПОСом многие полицейские припомнили, что их было как минимум четыре.

Они были написаны на обычной бумаге формата А4. Подобную используют повсюду в ксероксах и принтерах. Шрифт был совершенно стандартный, но крупнее, чем в обыкновенном письме. На конверте – ни адресата, ни отправителя. Письма эти были скучны своей простотой, как будто кто-то распечатал незаконченный черновик детективного романа, а потом решил его выбросить. Но содержание нельзя было назвать скучным. Надпись поперек листа бумаги шрифтом Times New Roman размера 20 гласила: «Кое-кто должен умереть». Каждый раз одно и то же, за исключением последнего письма. В нем было написано «Кое-кто умрет».

Губернатор Исаксен попросила Тома Андреассена взглянуть на письма и выяснить, кто мог их послать. И как они попали во внутреннюю почту, ведь на конвертах не было штемпеля почтовой службы. Заместитель губернатора, который на тот момент выполнял обязанности главы полицейского участка, показал письма Кнуту Фьелю и Эрику Хансейду.

– Наверное, глупая шутка, – сказал Кнут. – Если их принесли в приемную, кто-нибудь бы это запомнил. Значит, это кто-то из своих. Не пойму только, почему этот кто-то решил, что это забавно.

– Можно, я возьму копии? – попросил Хансейд, и Андреассен в ответ лишь пожал плечами.

Эрик и Фрёйдис ужинали на кухне. Разговор не клеился. Он показал ей копии писем.

– Вот, значит, чем ты занимаешь по вечерам? – голос ее звучал почти весело.

Он ничего не ответил, только посмотрел на нее долгим взглядом.

– Может, у вас тут по Лонгиеру убийца ходит, – усмехнулась Фрёйдис.

– Не вижу в этом ничего смешного, – отозвался Эрик. – Мы серьезно относимся к подобным угрозам, хотя это наверняка всего лишь глупая и злая шутка. Подумываем подключить к расследованию КРИПОС.

Они зашли в гостиную и включили телевизор. После выпуска новостей он потянулся, зевнул и сказал, что ему завтра с утра пораньше надо на работу и домой он вернется только за полночь. Надо лететь с инспекцией на север, к Хинлопену. Она бросила на него быстрый взгляд, но ничего не ответила.

Он оставил копии писем на кухонном столе. В последующие недели анонимных писем в администрацию больше не приходило.

Фрёйдис много лет вела дневник. Теперь она оставляла его, не таясь, раскрытым на тумбочке в полной уверенности, что мужу все равно не хватит смелости посмотреть, что она о нем пишет. Этот воображала наверняка думал, что она пишет о нем. Но это было не так.

Фрёйдис любила порядок. Привычные действия ее успокаивали, и она всегда начинала новую запись с чистой страницы. Сначала она указывала дату и место, где находилась, описывала погоду за окном и что ела на завтрак. Потом писала о своем самочувствии. И о договоренностях в тот день, если таковые были. Но потом она давала себе свободу. После дотошного описания нормальной заурядной жизни она пускалась исследовать изнанку действительности.

В последнее время она стала пользоваться домашним компьютером, который стоял на письменном столе мужа. Поначалу она не особо умела работать в сети, но попросила Трулте Хансен научить ее под предлогом поиска схем вязания. Находки, сделанные в интернете, педантично заносились в дневник ее округлым почерком. «Стр», – писала она. Но это сокращение было совсем не про вязание. Мшк, цнд, еще одно сокращение, которое легко было истолковать иначе, стрхн, с. кис.

Но постепенно она осмелела. Желание видеть в своем дневнике то, что она находила в сети, пересилило. Все эти ужасные описания, занесенные ее собственным почерком в ее личный дневник, в какой-то мере становились частью ее реальности. Как будто Фрёйдис и правда подсыпала мышьяк в кофе и наблюдала, как объект ее ненависти корчился в предсмертных муках. Но никто и подумать не мог, что это ее рук дело, потому что она тенью проходила среди других. Она могла идти, куда хочет. Одна, невидимкой. Но у нее была власть принести кому-то смерть, если она того пожелает. По крайней мере в мире ее воображения.

Конечно, она понимала, что это всего лишь ее фантазии. Вряд ли можно просто так достать мышьяк на Шпицбергене и уж точно не выйдет раздобыть цианид. Но она прочесывала интернет, читала и записывала в дневник. Внутри у нее делалось необычно тепло и радостно. И она улыбалась Эрику, который почти каждый вечер задерживался на работе.

Как-то раз она наткнулась на одну заметку в газете. Должно быть, в «Дагбаладет», потому что небольшая статья сопровождалась вдвое большим по размеру рассказом о том, что делать, если приключилось такое несчастье. Одна женщина выпила едкую щелочь. В газете это описывалось как нечто обыденное, как будто такое может случиться с каждым. Но Фрёйдис улыбнулась и намотала на ус. Там также сообщалось, что, если затем выпить молока, это может помочь. Писали, что щелочь ужасно жжет и разъедает внутренности, так что несчастный мучается от адских болей. Но в небольших дозах это не смертельно.

Фрёйдис подумалось, что раздобыть едкую щелочь должно быть несложно. Есть много поводов ее купить. Например, засор в сточной трубе. Ну, или скопились остатки еды в раковине на кухне. А может, слишком много волос в стоке душевой? Но она сомневалась, что едкую щелочь можно выпить случайно. Без незаметной помощи со стороны.

Фрёйдис прилежно строчила в дневник несколько вечеров подряд. Дата, квартира 226-8, погода (холодно, но обещают метель). А еще она думала о том, что Эрику предстоит долгий перелет на вертолете – полицейская проверка в районе Северо-Восточной Земли, которая уже не раз откладывалась. У нее самой никаких планов не было. И потом, она же болела. И пока еще недостаточно окрепла, чтобы участвовать в собраниях праздничного комитета. Затем ее посетила мысль купить едкой щелочи. Ее надо будет смешать с чем-то холодным. С молоком? Нет, оно погасит часть эффекта. С колой? Точно. Разумеется, с колой. В пол-литровой бутылке, пробку она осторожно приоткроет, но так, чтобы никто не заметил.