Виктор Дан - Легенда о Макаре

– Так мы приехали в 44-м. Тогда и услышала о Писаренко. Но мы не задержались в селе. Наш дом разбомбили, на его месте построились уже другие. Мы вернулись в заводской поселок. Я стала работать на заводе. Старшая сестра осталась с мужем в Винницкой области. В 47-м году умер отец.

– Спасибо за беседу. Если потребуется, мы Вас вызовем для очной ставки.

– Вызывайте! У меня он не отвертится.

– Мне он показался искренним человеком.

– За столько лет научился врать…. Наверное, сам себе поверил.

Городской прокурор Николай Петрович Манюня сидел за своим столом. Он навалился грудью на край и через сильную лупу разглядывал фотографию.

Михаил также наклонился над столом прокурора, не покидая стула у приставного столика, где он сидел, и пытался помочь.

– Посмотрите над правой бровью. Даже на этой фотографии из паспортного отдела виден шрам в виде буквы «у», только с прямым хвостиком. И впрямь похож на рогатку или латинский игрек.

– Так она видела этот шрам и могла придумать историю. Возможно, что-то похожее было в ее жизни, только не с ним.

– Такая буйная фантазия не очень правдоподобна.

– Любой психиатр тебе расскажет массу историй куда более завиральных.

– Да, она экспансивна и разговорчива. Но у нее довольно связная речь, и на склеротичную старуху она не похожа.

– До того как привлечь тебя, мы подключали для проверки фактов СБУ. С апреля 42-го года по сегодняшний день все абсолютно достоверно в его биографии. Никаких нестыковок. Да и ты с ним беседовал.

– Да, но я не допрашивал его. Познакомился, рассказал о жалобе.

– Надеюсь, о подделке документов и службе в полиции ты промолчал.

– Безусловно, пока об этом рано говорить. Мы должны узнать, что было с октября 41-го года по апрель 42-го. Нужно найти других свидетелей довоенного времени. Он родился в 22-м году. Хоть не все архивы тех времен сохранились, но еще осталось много живых свидетелей старших по возрасту.

– Личное дело на заводе просмотрел?

– Да.

– Что он пишет в анкете и автобиографии о своих родителях.

– Пишет, что отец воевал в Красной Армии, работал на шахте коногоном, потом крепильщиком. Мать домохозяйка. Что он после окончания школы пошел на металлургический завод чернорабочим, отступил с беженцами в Луганскую область, а там присоединился к воинской части. И было это в апреле 42-го года.

– Когда он мог успеть побывать полицаем?

– С 8 октября 41-го года, когда немцы заняли город, по апрель 42-го.

– Всего полгода? Было бы это в сентябре 43-го, когда освобождали Донбасс, понятно. Немцы драпают. Нужно либо уходить с ними, либо приставать к нашим.

– Согласен. Но блицкриг не удался, под Москвой немцев серьезно потеснили. Человек умный мог предвидеть исход войны и быстро пересмотреть свой выбор.

– В девятнадцать лет, с кулацким происхождением и после службы в полиции?

– Разделяю Ваши сомнения. Поэтому мне не очень верится в историю про кулацкого сына Писаренко.

– Как сейчас называется хутор Писаренки?

– Село Лебединское. Там была центральная усадьба колхоза «Первая Коммуна». А до войны хутор назывался «Красный пахарь» по названию коммуны. Коммуну преобразовали в колхоз весной 30-го года после известной статьи Сталина «Ответ товарищам колхозникам».

– Что собираешься делать дальше? – спросил Манюня.

– Начну с краеведческого музея и центральной городской библиотеки. Возможно, сохранились старые газеты или документы. Конечно же, загляну в городской архив.

– Подготовь запрос и в областной архив. Только сформулируй вопросы поточнее, иначе ничего путного не узнаешь. Найдешь интересную информацию, докладывай немедленно. Он депутат, а скоро выборы. Назревает очередной политический скандал. Нам нужно разобраться с этим до выборов. А то прокуратура у нас в городе всегда крайняя.

– Это естественно! На то и поговорка: «Если мало, прокурор добавит».

– Было бы к чему и кому добавлять!

– Постараюсь найти. Мне даже интересно. Никогда до этого не занимался столь давней историей.

– Желаю успеха! С жильем устроился?

– Как всегда. Поселяют в том же номере нашей гостиницы уже третий раз.

– Это я попросил. Хоть какая-то видимость постоянства быта. Мне всегда неловко, что приходится отрывать тебя от дома и семьи.

– Отрывайте! Иногда самому хочется на время отвлечься от нашей районной рутины. Даю и Анастасии возможность от меня отдохнуть. А на выходные я приезжаю домой. Если получается….

Решение ехать в Лебединское, пришло неожиданно. Почему нужно идти в краеведческий музей или рыться в архивной пыли. День был солнечный. Конец сентября в этом году выдался сухой и теплый. Лучше начинать с места событий. Кто-то должен остаться в живых и помнить события начала войны, если не коллективизацию.

Через полчаса приличной дороги, это была трасса на Таганрог и Ростов-на-Дону, Михаил остановил машину у сельсовета. В приемной председателя его встретила приветливая женщина, которая сразу предупредила, что начальства не будет, но она ответит на все вопросы.

– Меня интересуют старожилы, желательно те, которые помнят коллективизацию…

– Вы не найдете у нас таких.

– Это почему? Разве нет людей в возрасте около восьмидесяти лет и в здравом рассудке?

– Есть, но они здесь поселились после коллективизации в 34-м году. Видите ли, в 33-м здесь был сильный голод. Кто помер, а кому-то удалось сбежать в город, где бурно развивалась промышленность: два металлургических завода, коксохим, машиностроительный, порт. Принимали людей и без документов, особенно молодежь. На свободные земли в 34-м переселили из Запорожской области около ста семей. В восьмидесятые годы почти вся молодежь опять сбежала из колхоза, но старики остались.

– Я хотел бы с ними поговорить.

– Есть у нас тут инвалид войны. Он коллективизацию не помнит, но был в оккупации здесь же и любит поговорить.

– Где он живет?

– На улице Луговой. Номер дома не помню. Найдете улицу и спросите Якова Савло. Его все в селе знают.

– Осталось найти Луговую, – произнес Михаил, делая пометки в блокноте.

– Это совсем просто. На втором перекрестке свернете налево. Это и будет Луговая. Она упирается в нашу речку.

Яков Васильевич Савло оказался крепким стариком невысокого роста. Короткая густая щетина на голове, аккуратно подстриженные усы, гладко выбритый подбородок и почти военная выправка могли обмануть. На самом деле он в начале 45-го демобилизовался по инвалидности и командовал только на конюшне. Благодаря ему в колхозе еще оставался десяток лошадей.

Он встретил Михаила у ворот невысокого аккуратного крытого черепицей домика из тесанного известняка. Одет хозяин в спецовочные брюки и клетчатую рубашку. На нем была еще телогрейка нараспашку. Из аккуратно закатанного правого рукава виднелась культя.