Мэри Кларк - Кто-то выслеживает. Не плачь, моя красавица

А Элизабет чувствовала его близость, прикосновение его щеки и судорожно сжимала трубку, жалея, что не набралась смелости отказаться от встречи.

Она вскрыла конверт, прочитав первые фразы, с глухим возгласом отложила письмо, переждала, пока овладеет собой, и только потом дочитала то, что написал Тед:

«Дорогая Элизабет!

Могу тебе только сказать, что очень сожалею. Но слова бессмысленны. Ты права. Барон слышал, как я в тот вечер боролся с Лейлой. А Сид встретил меня на улице, и я сказал ему, что Лейла умерла. Всякие дальнейшие попытки доказывать, что меня там не было, напрасны. Поверь мне, я об этих мгновениях совершенно ничего не помню, но в свете всех фактов я намерен по возвращении в Нью-Йорк подать признательное заявление о непредумышленном убийстве.

Так я по крайней мере положу конец всем этим ужасам и избавлю тебя от необходимости давать против меня показания в суде, где тебе пришлось бы заново переживать гибель Лейлы.

Благослови и храни тебя Бог. Лейла рассказывала мне однажды, как тебе было страшно, когда вы уезжали из Кентукки в Нью-Йорк, и она пела тебе эту чудесную песенку: «Не плачь, улыбнись, моя красавица». Представь себе, что она и сейчас ее тебе поет, и постарайся поскорее начать новую, счастливую главу своей жизни.

Тед».

Следующие два часа Элизабет просидела, забившись в угол дивана, обхватив руками колени и глядя перед собой невидящими глазами. Ты же этого добивалась, говорила она себе. Он заплатит за гибель Лейлы. Но ей было так невыносимо больно, что единственным спасением казалось беспамятство.

Наконец в двадцать минут второго она встала. Ноги затекли, и она направилась к двери неуверенными, старческими шагами. Осталась еще загадка анонимных писем. Теперь она не успокоится, пока не выяснит, кто слал их и тем самым ускорил трагическую развязку.

Бартлет позвонил Теду в начале второго.

— Необходимо срочно кое о чем переговорить, — кратко сказал он. — Я распоряжусь, чтобы обед принесли сюда. Приходите как можно скорее.

— Есть причина, почему нельзя поговорить у меня?

— Я заказал несколько телефонных разговоров с Нью-Йорком. Прозевать их было бы крайне нежелательно.

Дверь открыл Крейг, и Тед не стал тратить время на предисловия:

— Что случилось?

— Кое-что малоприятное.

Бартлет сидел не за овальным столом, исполнявшим у него роль письменного, а в кресле у телефона, держа руку на трубке, словно опасался, что аппарат сейчас подпрыгнет и улетит. Выражение лица у него было задумчивое — ну просто философ, столкнувшийся с неразрешимой задачей.

— Так сколько? — спросил Тед. — Десять лет? Пятнадцать?

— Хуже. Признания не примут. Объявился новый свидетель. Очевидец. — Он кратко, без обиняков, доложил: — Как вам известно, мы приставили частных сыщиков к Салли Росс, имея целью как можно основательнее ее дискредитировать. Один из сыщиков позапрошлой ночью находился в ее доме. В это время этажом выше поймали с поличным грабителя. И он решил сделать признание в обмен на смягчение приговора. Так вот, он признался, что уже залезал один раз в эту же квартиру и было это полтора года назад, а именно 29 марта прошлого года. Он утверждает, что видел, как вы столкнули Лейлу с террасы.

По загорелому лицу Теда разлилась землистая, нездоровая бледность.

— Не примут признания! — беззвучно повторил он. Генри подался вперед, чтобы расслышать его слова.

— А зачем им, если у них есть такой свидетель? От своих людей я получил сведения, что вид оттуда ничем не загорожен. Ниже этажом, у Салли Росс, окно загораживает эвкалипт, а туда дерево не достает.

Крейг выпалил:

— Мне нет дела, кто бы ни видел Теда в ту ночь! Он был пьян. Сам не понимал, что говорит. Я пойду на лжесвидетельство. Скажу, что в 9.30 разговаривал с ним по телефону.

— Вы не можете изменить свои показания. Уже запротоколировано, что вы слышали звонок, но не сняли трубку. Об этом даже не думайте.

Тед сунул кулаки в карманы.

— Забыли про телефон. Что именно показывает этот свидетель? Подробнее.

— Мне пока не удается связаться с окружным прокурором. Он не хочет со мной разговаривать. У меня есть знакомые в его конторе, и насколько им удалось узнать, этот тип утверждает, что Лейла оказывала сопротивление.

— Значит, мне светит максимум?

— Судья, назначенный на это дело, совершеннейший идиот. Может отпустить головореза из гетто, погрозив только пальчиком, но когда доходит до видного человека, норовит выказать себя суровым вершителем справедливости. А вы человек видный.

Зазвонил телефон. Почти в то же мгновение Бартлет схватил трубку и прижал к уху. Он слушал и хмурился все сильнее. Потом облизнул губы. Потом прикусил нижнюю губу. Выслушав говорившего, отдал распоряжения:

— Мне нужно полицейское дело этого типа. И условия сделки, предложенные ему прокурором. И снимки, сделанные дождливой ночью с балкона этой женщины. Да поживее.

Положив трубку, Бартлет посмотрел на Теда и Крейга. Тед сидел понуро, обмякнув, а Крейг — настороженно выпрямившись.

— Будет суд, — проговорил Бартлет. — Новый свидетель действительно был раньше в этой квартире. Он описал содержимое стенных шкафов, хотя в этот раз был схвачен в прихожей. Он утверждает, что видел вас, Тедди, и что Лейла царапала вас, защищая свою жизнь. А вы подняли ее и держали за перилами, пока она не выпустила ваши руки. Такая картинка произведет в суде сильное впечатление.

— Я… держал ее… за перилами… а потом… отпустил… — Тед схватил со стола вазу и швырнул через всю комнату в мраморный камин. Брызги хрусталя рассыпались по ковру. — Нет! Этого быть не могло!

Он повернулся и, не разбирая пути, бросился к выходу. Дверь захлопнулась за ним с такой силой, что в одном из окон разлетелись стекла.

Генри и Крейг смотрели в окно, как Тед бежит наискось по газонам по направлению к лесному заказнику Крокера.

— Он виновен, — проговорил Бартлет. — Теперь мне его не вытащить. Дайте мне отъявленного лжеца, и я готов с ним работать. Но если я вызову Тедди давать показания, присяжные найдут, что он высокомерен. А если не вызову, против нас будут рассказ Элизабет, как он кричал на Лейлу, и два свидетеля — очевидцы убийства. Прикажете мне работать с таким материалом? — Он закрыл глаза. — Кстати сказать, Тед сейчас продемонстрировал нам, что нрав у него бешеный.

— Для этого взрыва бешенства имеются свои причины, — тихо проговорил Крейг. — Когда Теду было восемь лет, отец у него на глазах в порыве пьяной ярости схватил его мать и держал за перилами их террасы на крыше высотного дома. — Он помолчал, перевел дух. — Разница только в том, что отец раздумал и в конце концов ее не бросил.