Юлий Лурье - Встречное движение [Психологический детектив]

Прошлое, как утопленник весной, всплывало, зияя разъеденными ранами, в которые следователю по долгу службы необходимо было вставить свои персты…

И все доселе ясное становилось таинственным и подозрительным: скажем, та женщина на фотографии не могла быть матерью Игоря, поскольку там ему лет восемь-девять; это не могла быть и мачеха, ибо в доме Сарычева Игорь появился лишь одиннадцатилетним. Тогда кто же? Воспитательница в детдоме?

…Почти месяц потратил Макасеев на выяснение простейшего вопроса, где находился Игорь с момента ареста его родителей и до усыновления Сарычевым, зато результат оказался в высшей степени неожиданным: впервые своими глазами увидел он синюю закорючку, похожую на крючок для подледного лова, — резолюцию Всесильного сатрапа, разрешающую извлечь из спецдетдома Левина Игоря Алексеевича 1941 года рождения некоему Чеховскому Андрею Станиславовичу… И дату, лишь на несколько дней отстоящую от даты ареста А. С. и Н. П. Левиных… Кто этот Чеховский и как ухитрился он оказаться чуть ли не равно близким палачу и жертвам?!

…Дав задание разузнать что-либо о Чеховском, Макасеев тем временем наедине с самим собой признался, что прежние суждения его были опрометчивыми и что следствие он принял за причину: каким, как не рациональным и настороженным, быть тому, кого кутенком передавали из рук в руки. Спас — Чеховский, а спустя четыре года сам был репрессировай, как и многие, оказавшиеся поблизости от властителей страны; попал к Сарычеву, был усыновлен, и тут же — возвращение отца…

— Н-да, бытие определило сознание, — окончательно решил Макасеев, но в этот момент на стол ему легли сведения о Чеховском: жив, здоров, прописан по такому-то адресу, есть телефон… и рядом — подобные сведения о родном отце Игоря…

Должно быть, каждый из них мог ответить на многие вопросы следователя, однако, как порядочный человек, Макасеев, придя к Левину, должен был бы сообщить ему о гибели сына, что и вообще было неприятно и исключало возможность — во всяком случае в тот же день — допроса… Чеховскому же он мог ничего не говорить или даже скрыть от него истину, оставаясь при этом порядочным человеком. Вот почему, не звоня и тем самым не давая подготовиться к визиту, Макасеев отправился домой к Чеховскому в будний день, после обеда, попросту говоря, наобум…

На звонок долго не отзывались, но Макасеев чувствовал, что за дверью стоят, прислушиваясь. Нетерпеливо позвонил еще раз-другой…

— Кто? — спросил женский голос.

— Откройте, следователь по важнейшим делам при Прокуроре РСФСР! — потребовал Макасеев и для пущей важности еще раз нажал кнопку звонка. Однако открывать ему вроде и не собирались.

— Кого вам? — после долгой паузы спросил испуганный женский голос.

— Чеховского! Откройте!

— Его нет, — разговор продолжали из-за дверей, — они приедут в конце месяца…

— Домработница что ли? — подумал Макасеев. — Тем лучше…

— У вас есть на дверях цепочка?

— Есть!

— Тогда откройте через цепочку… Да откройте же, я вам говорю, не милицию же мне звать!

Дверь открылась и даже не через цепочку: молодая и в первый момент показавшаяся красивой женщина стояла на пороге — во всяком случае что-то в ней было значительное и совсем не робкое, как казалось по голосу.

Макасеев несколько стушевался.

— Здравствуйте, — сказал он, — вот, если желаете, мое удостоверение…

Одной рукой она придерживала полу детского халатика, другую протянула за удостоверением, зачем-то прочитала вслух: фамилию, имя, отчество и должность.

— Ни отца, ни мамы нет дома, — повторила она.

— Но вы-то дома, — усмехнулся Макасеев, — можете мне уделить пару минут?

Она молча пожала плечами; раздевшись в прихожей, он последовал за ней на кухню, сел на табурет, она осталась стоять, выглядела смущенной, заторможенной, и интуитивно Макасеев почувствовал в ней человека, застигнутого врасплох…

— Та-ак, — он расположился поудобнее, — простите, а ваше имя-отчество?

— Светлана Андреевна.

— Светлана Андреевна Чеховская, — сказал Макасеев так, будто совершил открытие, — хорошо, хорошо… А, собственно, что вы здесь делаете?

Вопрос был нелепый, хотя и хитрый: Макасеев предположил и по обручальному кольцу на ее пальце, и по детскому, явно из давних времен халатику, что живет она с мужем где-то, а сюда пришла в отсутствие родителей… Если бы оказалось, что он ошибается, он легко бы выкрутился, переиначив на то, что, мол, день, все на работе… Главное же состояло в том, чтобы сбить человека с толку внезапными подозрениями.

— Не ваше дело… — неожиданно, глядя ему прямо в глаза, ответила она и села, — а вам, вам что здесь надо?

— Я ищу одного мальчика, — он ухмыльнулся, — когда-то он прожил в вашем доме четыре года.

— Не-ет, — ответила она, — разве что до моего рождения. Макасеев прикинул — не вышло.

— Ну, вспомните, вам отец никогда не говорил о том, что он взял из детдома…

— Вы имеете в виду Игоря Сарычева? — перебила она его.

— Да, — подтвердил Макасеев, — впоследствии его усыновил Сарычев.

— Он у нас никогда не жил… С самого начала — у Дмитрия Борисовича, а здесь бывал… наши родители дружат…

— А вы?

— И мы… дружили, — она вдруг улыбнулась.

— Но раздружились? — заулыбался ей в ответ Макасеев.

Она молча отрицательно покачала головой.

— Впервые встречаю друга Игоря Сарычева, — заметил Макасеев.

— А я и есть его единственный друг, — неожиданно с горечью сказала она и быстро посмотрела на следователя, поняв, что сболтнула лишнее.

— И по сей день? — спросил следователь.

Она ничего не ответила.

— Почему вы молчите? — спросил он, видя в ее молчании признание, что она знает о том, о чем никто не знает, — о смерти Игоря.

— Я не обязана исповедоваться перед посторонним…

— Но вы обязаны отвечать на вопросы следователя!

— Разве? — она гордо повела головой. — А если я откажусь?

— То будете правы, абсолютно правы, — поспешно сменил тон Макасеев, совершенно не желавший вступать в конфронтацию и понимавший слабость своей позиции.

— Тогда отказываюсь, — она встала.

Встал и Макасеев.

— Простите, Светлана Андреевна, — задушевно начал он, — один только вопрос: вы давно не видели вашего друга?

— Давно… — после долгой паузы ответила она.

— А когда последний раз?

— …Весной… — словно что-то вспоминая, ответила она.

— Этой?

— Нет, прошлой… конечно, прошлой…

Макасеев не отрываясь смотрел на нее: она знала, что Игорь убит, иначе бы не подчеркнула, что прошлой… А может быть, именно она та женщина, тот единственный друг… Господи, Господи…

— Спасибо вам и всего доброго, — сказал он, направляясь к дверям, и тут же обернулся, — а вам, я вижу, не интересно, чего это вдруг следователь по особо важным делам вашего друга разыскивает?