Лулу Тейлор - Снежная роза

Как странно, что она жила здесь и что здесь жила семья Арчера.

Я хмурюсь. Я не знаю, сколько лет сестрам, но наверняка под семьдесят. Если они родились здесь, могли ли они знать двоюродную бабку Арчера? Арчер говорил, что, когда он родился, его отец преуспевал, так что это маловероятно. Если я увижу Мэтти и Сисси, то спрошу у них, знают ли они что-нибудь о Кендаллах.

Я встаю и иду к зеркалу. Я не смотрелась в него давным-давно, и слово «вечеринка» заставило меня забеспокоиться. Возможно, я не способна конкурировать со здешними красавицами, однако мне по-прежнему хочется хорошо выглядеть. И все же я не могу не ахнуть, когда вижу свое отражение. Мои белые волосы отросли, у корней они темные, так что теперь я похожа на барсука, а вдобавок они сухие и помятые из-за отсутствия должного ухода. Мое лицо тоже сухое и изможденное как никогда. Неужели это я? Я никуда не могу пойти с такой внешностью.

София стучит в дверь и зовет:

— Рейчел! Ты готова? Пора идти.

Я открываю дверь. Она изумленно глядит на меня.

— Ого! Ты выглядишь великолепно. Что ты сделала с волосами?

— Просто покрасила корни.

Я привезла с собой коробки с краской, чтобы поддерживать новое обличье, и провела вторую половину дня в пластиковых перчатках, размазывая эмульсию по всему скальпу. Мне немного стыдно за то, что я беспокоюсь о своей внешности, но это действует успокаивающе и в то же время тонизирует меня, так что я позволяю себе получить некоторое удовольствие. Я даже воспользовалась увлажняющим кремом и тушью для ресниц. Насколько ужасно я должна была выглядеть, если София думает, что теперь я выгляжу великолепно? Сейчас я с трудом выдерживаю экзамен.

Она критично рассматривает мою одежду.

— Вообще-то ты должна носить белое. Есть у тебя что-нибудь?

Я смотрю на свои джинсы и полосатый джемпер.

— Это то, что оставалось в моей комнате. У меня есть льняные брюки.

— Хорошо. Надевай их. — София без смущения смотрит, как я раздеваюсь и надеваю мягкие белые брюки и белую футболку.

— То, что надо, — говорит она, когда я заканчиваю. — Подходит к волосам.

— А что сегодня за служба? — интересуюсь я на пути к парадной двери.

— Эта пятница особая. Большинство наших уже приехало, так что мы собираемся это отпраздновать. Мы собираемся практиковать групповую динамику. — Она улыбается мне. — Это весело. Что-то вроде сумасшедшего дома. Не удивляйся.

— Постараюсь. Но не могу обещать. — Я улыбаюсь в ответ. — Службу ведет Арчер?

— О да. Как всегда. — При упоминании его имени ее лицо смягчается.

— София, что тебя сюда привело? — любопытствую я.

— Арчер придает моей жизни смысл, — просто отвечает она. — Я принадлежала к кругу людей, у которых, кажется, есть все, но внутри я была совершенно пуста. Я стремилась к чему-то фундаментальному, пыталась утопить свою неудовлетворенность в наркотиках и вечеринках. Потом я познакомилась с Арчером. Он сразу меня понял. Я действительно… была ему небезразлична. Понимаешь? — Она искоса смотрит на меня зелеными глазами. — Он слушал меня. И он показал мне путь. Теперь это мой путь. Он мой — наш — Возлюбленный.

Я киваю. Я обратила внимание, каким образом Арчер устанавливает связь с каждым, кого встречает, будь то мужчина или женщина. По крайней мере здесь. Возможно, во внешнем мире он со своей уверенностью в себе и непоколебимой верой в правоту своих взглядов кого-то раздражает.

— Временами это выглядит эксцентрично, — говорит София, когда мы выходим на подъездную дорогу, освещенную пылающими факелами, которые расставлены с равномерными промежутками, — но если ты откроешь свое сердце и душу, ты получишь послание. И когда это случается… это непреодолимо.

Я полна тревоги, пока мы идем по дорожке к церкви. Ее окна ярко освещены горящими внутри свечами. Кроме нас, в церковь направляются и другие, и все одеты в белое. Женщины — в длинные узкие платья или облегающие шорты и артистично рваные футболки. Мужчины одеты во что угодно — от балахонов, которые выглядят как ночнушки, до белых джинсов и рубашек. Всем, как кажется, от двадцати с лишним лет до тридцати с небольшим, и они принадлежат ко многим национальностям. У многих мужчин бороды и длинные волосы, как у Арчера, у некоторых волосы собраны в хвост, у других заплетены в косички. Я завидую тому, что они выглядят такими современными, непринужденными в выборе своего индивидуального стиля, довольными тем, что нашли его за пределами своих национальных культур.

В церкви я сажусь рядом с Софией, не в первом ряду, но достаточно близко, чтобы хорошо видеть все происходящее. Играет музыка, но это не орган, который оставлен нетронутым. Двое молодых людей играют перед собравшимися на гитарах. Это прекрасный классический дуэт, создающий ощущение безграничного покоя.

— Что мне следует делать? — спрашиваю я. Похоже, здесь нет ни молитвенников, ни чинопоследований.

— Просто следи за тем, что делают остальные, или делай то же самое. Делай то, что тебе кажется правильным.

Без четких инструкций мне не по себе. Надеюсь, от меня не ждут, что я впаду в транс, или стану говорить на незнакомых языках, или чего-то такого, что случается в подобных местах.

— Кому мы молимся? — спрашиваю я.

— Ну, так сказать… духовному началу, — загадочно отвечает София. — Воле. Ты быстро поймешь. Правда. Возлюбленный все объяснит.

Я перестаю задавать вопросы, поскольку не думаю, что смогу услышать от нее нечто вразумительное. Все это так туманно и далеко от жизни. Интересно, как все это сочетается с весьма четкими представлениями Арчера о будущем и о том, что надо делать, чтобы обеспечить выживание? Внезапно музыка прекращается, гитаристы поднимаются и уходят со своими инструментами. Шум голосов постепенно стихает. Я гляжу назад и вижу, что в церкви человек тридцать-сорок. Я вижу там Арчера, и Кайю, и китайскую девушку. Роки и Фишер тоже здесь.

Арчер следует по проходу к алтарю, который теперь покрыт пеленой с чудесной вышивкой. На Арчере мешковатый белый балахон с открытым воротом, демонстрирующий широкую грудь. Во время его шествия община взрывается аплодисментами и приветствует его радостными возгласами. В благодарность он кивает, улыбается и раскидывает руки, поворачиваясь при ходьбе во все стороны и пожимая протянутые руки. На возвышении он останавливается и обращается лицом к собравшимся:

— Добро пожаловать. Сегодня вечер особенный. Мы здесь. Не все, конечно. У нас есть братья и сестры в других местах, и со временем они к нам присоединятся. Однако в данный момент ключевая группа в сборе. Наш костяк здесь! Он несокрушим. Наконец-то мы вместе!

Это заявление приветствуется громкими аплодисментами, свистом и одобрительными возгласами.