Лулу Тейлор - Снежная роза

— Ребята, здешние правила такие же, как во всех других местах. Мы представляем собой общину. То, что мы делаем, мы делаем для общего блага. Все мы бесплатно отдаем свой труд и свое имущество в общинный фонд, благодаря которому все мы защищены и сыты. Правильно?

Ему отвечают аплодисментами и криками одобрения.

Так, я понимаю. Это новый аграрный коммунизм. Для тех, кто может позволить себе купить огромное поместье. Я вспоминаю комнату в подвале, набитую новейшей техникой, и думаю, сколько все это стоит. Наверняка миллионы. Но в чем состоит религиозный аспект?

Арчер начинает говорить. Невозможно оторвать от него глаз, его магнетически привлекательная фигура расхаживает перед скамьями взад и вперед, его голос так полон энтузиазма, он так четко выражает свои мысли! Каждая фраза исполнена ясного смысла, из нее неумолимо вытекает следующая, потом следующая, и я не могу не соглашаться с каждым выводом, к которому он приходит. Он говорит о необходимости духовной жизни, дополняющей их физический труд и придающей смысл их жизням и человеческим отношениям. Он говорит, что помимо битвы за выживание в грядущей огненной буре в этом мире есть вторая, еще более великая битва, которую надо выиграть. Это битва добра со злом, любви с ненавистью, жизни со смертью.

— Мы вступим в эту битву в белых одеждах, в сиянии, вооруженные силой любви и силой жизни! — возглашает он.

Община криками выражает согласие.

— Мы победим в этой великой и последней битве, ибо в наших руках есть духовное оружие. А самое сильное оружие — это любовь!

Это вызывает у общины дикие крики радости. София рядом со мной аплодирует и кричит, ее глаза сияют.

— Сегодняшней ночью мы утверждаем нашу любовь друг к другу. Мы любим без субъективных симпатий! Мы любим одинаково, независимо от расы, пола, национальности или культуры. Все достойны любви и все будут любимы. У нас все общее, правильно? Никакого фаворитизма. Никаких уз закона, государства и закоснелых мертвых церквей! Мы все любим друг друга и находим в этом нашу силу и нашу свободу.

Снова возгласы одобрения. Атмосфера теперь оживленная, наэлектризованная возбуждением и предвкушением.

— Итак, сейчас мы проводим торжественную церемонию — наше собственное утверждение любви друг к другу и приверженности к полному равенству в отношениях.

Аудитория восторженно шумит. Помещение наполнено какой-то мощной животной силой молодости, приведенной в эмоциональное и физическое исступление.

Что, черт возьми, сейчас произойдет?

Я стою за стенами церкви, трясущаяся и напряженная. Не знаю, как мне к этому относиться, однако абсолютно уверена, что это нечто такое, чего мне не следует видеть. У людей в церкви нет ни стыда, ни смущения, но я другая. Когда ко мне подошел Фишер и взял за руку, я вырвала ее и покачала головой. Он пожал плечами, улыбнулся и отправился на поиски кого-нибудь еще.

Что я только что видела?

Если бы об этом написали в таблоиде, вероятно, там было бы сказано нечто вроде следующего: «Богатеи отвязываются на шумной вечеринке… сливки общества устраивают оргию…»

Однако все было не так. Или так?

— Рейчел!

Я слышу рядом голос. Его голос. Я поворачиваюсь и смотрю на него. Его лицо сияет, он освещен светом, который исходит из церкви. Со своими струящимися волосами, бородой и балахоном он выглядит как библейский персонаж. Я не могу не чувствовать перед ним благоговейного страха, его присутствие вызывает у меня волнение такого рода, какого я не испытывала уже давным-давно.

— Ты в порядке?

Он всегда заботится обо мне. Проверяет, в порядке ли я.

— Да. — Голос у меня дрожит, но не слишком сильно. — Просто я немного поражена.

— Я так и думал. — Он кивает. — Я этого ожидал.

— Что вы там делали?

— Ну, ты можешь назвать это брачной церемонией. В этом месте брачные церемонии уже бывали, но в старые времена это были духовные браки между мужчинами и женщинами. Они отрицали физическую сущность, поскольку считали, что это часть дьявольского царства. Так они понимали последнюю заповедь. Я получил иное послание, поскольку времена изменились. То, что возможно сейчас, тогда могло представляться невозможным.

— Заповедь?

— Да. Время от времени случаются проявления божественной воли, человечество получает заповеди, которые помогают людям увидеть путь. — Он улыбается мне. — Когда-нибудь я объясню это должным образом. Нужно понять главное: мы утверждаем нашу общность посредством церемонии, в которой все мы женимся друг на друге, — каждый человек женится на всех остальных. И при этом мы делим нашу любовь поровну. Ты понимаешь?

— Исходя из того, что там происходит, думаю, я поняла. — Я пытаюсь шутить.

— Это первая церемония за долгое время. На самом деле это прекрасно. Никто не обижен, никто не грустит, все любят друг друга, нет ни чувства вины, ни взаимных упреков. Если ты об этом подумаешь, то поймешь, что это идеал.

Это кажется таким простым. Как все, что говорит Арчер, это кажется предельно ясным. И тем не менее, думаю я, если все это так хорошо и правильно, то почему, выходя из церкви, я видела Кайю, девушку, которая вышивала алтарную пелену, и она рыдала так, словно у нее разрывалось сердце?

Арчер берет мою руку, подносит к губам и нежно целует.

— Что ж, Рейчел, не думаешь ли ты, что тебе тоже стоит заняться любовью? Обещаю, ты не пожалеешь.

— Только попробуйте до меня дотронуться! — гневно заявляет Летти, когда к ней подходит Возлюбленный.

— Я не собираюсь пачкать свои руки. — Он поворачивается к двери и кричит: — Идите сюда! Возьмите ее!

В комнату входят садовник и его помощник, на их лицах отчасти агрессивное, а отчасти конфузливое выражение.

— Простите, мисс. Если вы будете идти спокойно, нам не придется применять силу, — говорит садовник.

Арабелла наблюдает за происходящим. Она по-прежнему в состоянии, похожем на транс, и кажется совершенно безучастной.

— Куда вы меня ведете? — требовательно спрашивает Летти.

— В церковь, — резко отвечает Возлюбленный. — Если ваша грешная душа сможет вынести муку пребывания в святом месте.

— Конечно сможет. Очень хорошо. — Летти выпрямляется во весь рост. — Но я пойду туда по своей воле. Я не хочу, чтобы меня трогали эти руки.

Возлюбленный жестом указывает садовнику и его парню дать ей дорогу, и Летти проходит мимо них с высоко поднятой головой, надеясь, что хорошо скрывает страх. Если бы я ушла немного раньше! Они не могут меня обидеть. Они не посмеют.

Церковь пуста, когда она входит туда в сопровождении садовника и его помощника, и она расхаживает по помещению, раздумывая, что же ей теперь делать. Сейчас, когда в церкви никого нет, та, кажется, находится в состоянии спячки. Это просто помещение, сознает Летти, нарядное, украшенное и посвященное возвышенным идеям, однако, будучи пустым, оно лишено жизненной силы.