Наталья Александрова - Печать Иоганна Гутенберга

– Сильверберг? – переспросил Иоганн. – Пусть так… но зачем ваши слуги привезли меня сюда?

– Затем, что пришло время.

– Время? Какое время?

– Пришло время передать тебе великую тайну, священную тайну, которую Хранители берегли многие века. Тайну, которой суждено преобразить ваш мир.

– Хранители? Кто такие – Хранители?

– В древности, когда люди еще не умели добывать огонь, они сберегали робкий язычок пламени, найденный во время грозы или лесного пожара. От того, как бережно они с ним обращались, зависела судьба и сама жизнь племени. Их называли Хранителями. Позже, когда люди научились получать огонь трением или высекая искры, они стали жрецами и передавали из поколение мудрость и знания предков. Так и мы, Хранители, с давних времен бережем пламя древнего знания, которое наши предки получили от высших существ…

– От богов?

– Называй их богами, так тебе будет проще. Они пришли издалека, из такого далека, которое трудно представить человеческому разуму. Из вечной тьмы, из недоступной пониманию тьмы бескрайнего неба. И они принесли нам много бесценных знаний. Тогда человечество было еще не готово их принять – и потому эти знания доверили Хранителям. Доверили нам, чтобы мы сберегли их и передали людям, когда для этого придет время… и вот сейчас пришло время для того, чтобы передать вам – людям – очень важный секрет…

Иоганн хотел еще что-то спросить, но мастер Леонард предостерегающе поднял руку:

– Потом! Потом! Все вопросы ты задашь потом! Сначала ты должен увидеть…

Он поднялся, подошел к грубому кожаному занавесу, скрывающему часть стены, и отдернул его. За этим занавесом оказалась низкая обитая железом дверь.

Мастер Леонард открыл эту дверь, вошел в нее и знаком велел Иоганну следовать за собой.

За дверью оказалась небольшая, ярко освещенная комната.

Посреди этой комнаты стоял станок наподобие масличного пресса, но более сложный. Сбоку у этого станка было колесо, которое крутил дюжий рабочий в кожаном фартуке, с рыжими волосами, перехваченными кожаной лентой.

Провернув колесо до конца, он вытащил из-под пресса лист бумаги и протянул его Иоганну.

Иоганн с удивлением взглянул на этот лист.

Желтоватая бумага была сплошь покрыта удивительно ровными, аккуратно отпечатанными строчками. Латинские буквы, четкий и красивый шрифт. Монастырские писцы называют этот шрифт минискул…

Иоганн хотел прочесть написанное на странице, но мастер Леонард остановил его:

– После, после! А пока возьми вот это… – и он вложил в левую руку Иоганна какой-то небольшой круглый предмет.

– Что это? – спросил Иоганн, разглядывая подарок старика.

Это была печать, вроде тех, которые торговцы прикладывают к договорам и другим бумагам. Вроде тех, какие владетельные господа ставят на свои указы.

Небольшая ручка из очень твердого черного дерева, сама печать вроде бы из меди или латуни.

На печати вырезаны несколько переплетенных букв.

Иоганн не смог их прочесть – наверное, их легче будет прочитать, если оттиснуть печать на бумаге…

Тут он увидел перед собой листок бумаги, удачно подвернувшийся, словно выпавший откуда-то из другого измерения. Иоганн приложил к нему печать…

И случилось нечто непонятное.

На листке появился оттиск – несколько красивых готических букв, словно виноградные лозы, усыпанные спелыми гроздьями смысла, сплетались на бумаге в стройный, но бессмысленный узор. Вдруг они удивительным образом переменились, вот уже можно было прочесть первые слова евангелия от Иоанна:

«В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог…»

Нет, это были строки Божественной комедии Данте:

«Земную жизнь пройдя до половины, я очутился в сумрачном лесу, утратив правый путь во тьме долины…»

Нет, чеканные фразы Цицерона… виртуозная мысль Аристотеля… ирония Аристофана…

Сотни книг, мысли и мечты человечества сменяли друг друга на листке желтоватой бумаги. Буквы начали вращаться, переливаться, они затягивали Иоганна в черную струящуюся воронку, рассыпали вокруг него золотые искры…

Вдруг где-то совсем близко хрипло и насмешливо каркнул ворон, словно выкрикнул:

– Не вер-рю!

Иоганн очнулся, широко открыл глаза.

В первое мгновение ему показалось, что перед ним, раскинув крылья, сидит огромный черный ворон. Но нет, перед ним стоял старик с бледным лицом, с бледным шрамом, пересекающим правую бровь.

– Что это? – удивленно спросил Иоганн, показывая на листок с оттиском.

Но старик не ответил ему. Он вдруг начал уменьшаться, как будто уплывая вдаль.

И в то же мгновение воздух вокруг Иоганна задрожал, заклубился, как речной туман, и стал густеть. Уже трудно было разглядеть окружающие предметы, а потом на Иоганна опустилась сплошная, непроницаемая темнота…

Но тьма эта длилась недолго.

Ушаков с Женей направились к мосту.

– Ты не удивляйся, – проговорил Андрей, покосившись на спутницу, – это совсем не то, что ты думаешь… не какая-нибудь крутая яхта… я в юности купил списанный бот и своими руками переделал… хобби у меня такое…

Женя с удивлением поняла, что он стесняется своего простецкого юношеского хобби, не соответствующего сегодняшнему статусу крупного бизнесмена, которому больше подошла бы роскошная морская яхта с мощным мотором, многочисленной командой и современной системой навигации. Ну, а ей-то что…

Они подошли к цепи, протянутой поперек моста, чтобы на остров не могли без спросу въезжать посторонние. Ушаков перебрался через цепь, помог Жене.

Вдруг из небольшой застекленной будки, притулившейся в конце моста, выкатился невысокий дедок в поношенном ватнике и примятой кепке, с ружьем в руках.

– Куда лезете, басурманы! – вопил он, на ходу передергивая затвор. – Вот я сейчас вам покажу! Ишь, повадились! Тут вам не здесь, чтобы безобразия нарушать!

Рядом с дедком тут же появились две огромные косматые собаки, кавказские овчарки. Они не лаяли, но грозно рычали и очень страшно щерились.

– Михалыч! – крикнул Ушаков, размахивая руками. – Не стреляй! И собак своих не спускай! Это же я! Ты меня что – не узнал?

Старик остановился и прищурился, вглядываясь в пришельцев, потом проговорил несколько более миролюбиво:

– Что значит я? Кто это я?

– Да я это, Андрей!

– Ох, и правда… никак Андрюха, Федьки Ушакова сын…

Он смущенно кашлянул, спрятал ружье за спину, прикрикнул на собак и пошел навстречу, приговаривая:

– А я-то смотрю – лезут какие-то бескультурники… мало ли, думаю, безобразничать будут… тут сейчас часто всякие шляются, грязь разводят и лодки портят, а мне отвечать… а тебя-то я не сразу признал, ты уже давно здесь не был…