Наталья Александрова - Печать Иоганна Гутенберга

В голове, конечно, у нее кое-что было, на полной дуре он бы не женился, но, став его женой, она все внимание обратила на свою внешность, занималась ею упорно и целеустремленно.

Преуспела в этом, конечно, она вообще обладала удивительной силой воли и шла к поставленной цели, несмотря ни на какие помехи. Под помехами она подразумевала собственного мужа, но он понял это гораздо позже. Ему было некогда, он работал.

То есть, вроде бы он думал, что у них все хорошо, а когда оказалось, что на самом деле все плохо, он, если честно, не слишком переживал. Он осознал вдруг, что его давно уже не волнует эта гламурная красавица, у которой все безупречно. Он сообразил, что они давно уже не разговаривают, только перебрасываются короткими незначащими словами: пока, окей, все в норме…

Ей, конечно, не о чем было с ним говорить, не о бизнесе же… Но она тоже вечно куда-то спешила, торопилась по своим делам, как она говорила. И дела эти касались только ее самой.

Она была занята с утра до вечера, он понятия не имел чем. Просто не предполагал. Первое время пытался спрашивать, но скоро понял, что его это не интересует, точнее, она сама отмахивалась – у тебя свое, у меня свое. Свое – это была она сама, уж себя-то она любила больше всех. Как-то он шутя сказал ей об этом, и она согласилась – а как же иначе? Она вложила в себя столько сил и денег, она неустанно улучшала каждую клеточку своего тела – разумеется, она себя очень ценит. Он не нашелся тогда, что ей возразить.

Потом заметил случайно, что ей неприятны его прикосновения. Она делала над собой усилие, когда он мимоходом пытался потрепать ее по щеке или поцеловать. Потом просто отстранялась – макияж, мол, и вообще, необязательно каждый раз обслюнявливать… это она так называла поцелуи… ну-ну…

Андрей прищемил руку дверцей шкафчика и очухался. Тоже еще нашел время устраивать вечер воспоминаний.

И правда, был уже вечер. И хоть на воде темнеет позже, чем на суше, все равно день подходил к концу.

Он увидел, что Женя свернулась калачиком в углу дивана. Сейчас она напоминала ему нахохлившегося воробушка. Худенькая такая, прямо прозрачная… и косточки птичьи…

– Ну вот, – заговорил он громко, – печка греет, теперь здесь можно находиться… сейчас я приготовлю кофе, я хорошо его варю, не сомневайся, а вот насчет еды – нужно посмотреть, но не уверен, что здесь что-нибудь осталось…

Андрей повернулся к Жене спиной, открыл дверцы шкафчика, чем-то загремел. С одной стороны, он стал похож на нормального человека, с другой – как-то слишком суетится. Мешает она ему, что ли?

В это время с улицы донесся голос Михалыча:

– Андрюха! Эй, Андрюха!

Ушаков с явным облегчением выглянул из каюты.

– Что тебе, Михалыч?

– Я тут поесть кое-чего принес. У тебя, небось, ничего нет?

– Вот спасибо! Я как раз думал, где бы достать…

Михалыч с удивительной для его возраста, буквально обезьяньей ловкостью перебежал на лодку, подал Ушакову пакет с едой. Андрей смущенно вздохнул:

– Только я тебе потом заплачу… у меня сейчас с собой нету.

– Да что ты, Андрюха, какие деньги? Не обижай меня, мы же с тобой, считай, родные!

Тогда Ушаков спросил:

– Михалыч, а не знаешь, можно здесь где-нибудь достать пару мобильных телефонов? Только незасвеченных.

– Были бы деньги – достать все можно! – проговорил Михалыч значительно.

– Михалыч, я тебе все верну, буквально через пару дней. Ты же меня знаешь…

– Не волнуйся, достану. У нас тут на острове люди разные есть, и все меня уважают…

Он тут же удалился. Женя потянула носом. Из пакета пахло не слишком аппетитно, но так хотелось есть… Она развернула пакет – ну, точно, гамбургеры, да еще небось вчерашние. И картошка жареная, большой пакет.

Женя не успела и охнуть, как Ушаков вырвал у нее из рук гамбургер и вгрызся в него с голодным урчанием. И посмотрел сердито, как собака, у которой кость отнимают.

Жене стало смешно. Ишь как его разобрало!

Ну, голодный мужчина социально опасен, это все знают, даже она, которая с мужчинами дел никаких не имела. То есть, конечно, довольно долгое время она наблюдала близко одного – собственного отца, но про него не хотелось и думать. Правда, мать хозяйство вела из рук вон плохо и готовила отвратительно, так что иногда Женя была с отцом не то чтобы согласна, но где-то его понимала, когда мать подавала на ужин подгоревшие котлеты и слипшиеся макароны.

Пыталась мать свалить домашнее хозяйство на Женю. Ну, с посудой и полами это у нее получалось, а вот готовить… откуда десятилетнему ребенку было научиться? И у кого?

Ну, попробовала Женя пару раз суп сварить, где бы похвалить, сказать, что все вкусно, молодец дочка, так держать – так отец такого наговорил… и безрукая, и неумеха, и замуж никто не возьмет… Женя тогда еще подумала, что замуж никогда не выйдет, такая семейная жизнь ей и даром не нужна.

Женя очнулась от грустных мыслей и увидела, что этот жадина и обжора уже съел весь пакет картошки и два гамбургера, она едва успела выхватить у него последний. Нет, ну что же это такое, стоит зазеваться – и голодной останешься!

– Извини… – Ушаков оглядел стол в поисках еды, – извини, я сутки не евши…

«Не дай бог с таким типом на необитаемом острове оказаться! – в сердцах подумала Женя. – Он мигом всю еду сожрет, а потом и мной закусит!»

Она представила господина Ушакова на необитаемом острове, в набедренной повязке из травы и с птичьими перьями в волосах, и невольно фыркнула. Пожалуй, из него больше котлет получится, вон какой здоровый…

– И что ты на меня так смотришь? – он запил еду большой чашкой кофе.

– Понравился! – буркнула она и слишком поздно сообразила, что выразилась двусмысленно.

В каюте установилось неловкое молчание.

И снова на помощь пришел верный Михалыч.

Он постучал в дверь каюты, заглянул:

– Вот, Андрюха, ты телефон просил. У него сейчас только один был, потом еще достанет. Как ты просил, незасвеченный. Заплатишь ему, когда сможешь.

Ушаков сердечно поблагодарил старика.

Тот ушел, и Женя спросила:

– Ну, и кому же ты… вы собираетесь звонить?

Она уже решила держаться проще, раз он ее «на ты», то и она тоже так будет. Но язык никак не мог привыкнуть к такому обращению, так что она все время путалась.

– Не беспокойся, я собрался, взял себя в руки и больше такой глупости не сделаю, как в прошлый раз.

Ну, это что-то новенькое. Чтобы господин Ушаков, великий и ужасный, признал свои ошибки…

Невероятно, но факт. Женя быстро спрятала саркастическую улыбку. Отчего-то ей хотелось прищуриться недоверчиво и пренебрежительно фыркнуть. Еще пожевать губами и скорчить рожу. Разумеется, ничего этого она делать не стала, осознала только, что «великим и ужасным» не станет его больше называть, теперь она его совершенно не боялась.