Эдуард Голубев - Копия

– Это не по вашу душу, капитан, – не отрывая глаз от клавиатуры, сказала Лейтон и голос снова наполнился мягкостью, – извините, но Playboy не выписываю.

– А зря, – с улыбкой ответил Давид, – не отвлекайтесь.

Теперь он занял себя рассматриванием копий картин Пабло Пикассо и Сальвадора Дали, висящих на стене, которые если и вызывали, то только недоумение. Нет, ему не было чуждо искусство, но такое направление как кубизм капитан ассоциировал с нерешаемыми задачами по геометрии. Создавалось впечатление, что автор полотна хочет узнать у тебя, чему равна площадь синего многогранника или диаметр красно-желтого круга. А вот пейзажи и реализм это совсем другое дело. Он любил всмотреться в каждый мазок на картине, а особенно в дальний план, инстинктивно определяя расстояние до выбранной точки, если бы это было наяву, чего невозможно было сделать на данных репродукциях. Но больше всего Давида притягивали работы Ивана Айвазовского. Здесь всё было близко ему – океан во всех своих проявлениях и корабли, которые, то живут в мире с морской пучиной, то жестоко борются с ней за право остаться в живых.

Противный звук лазерного принтера нарушил тишину, застав капитана Гольдберга врасплох. Доктор Лейтон достала два листа и протянула ему.

– Ознакомьтесь. Скажу, только одно. Здесь особый случай.

Давид вдумчиво и медленно разбирал ещё неостывший текст, прочитывая некоторые предложения по два раза. Всё было как-то туманно. Он положил заключение на столик рядом с журналом и с просьбой в голосе, сказал:

– Капитан Лейтон…, Джессика. Расскажите своими словами. Люблю простоту и конкретность, а здесь всё, как-то мне непонятно. Меня учили другому.

– Даже не сомневаюсь. Хорошо, начнём с основ. Французский психолог Гюстав Лебон утверждал, что подражание является одной из проявлений заражения – это передача психического состояния. То есть изначально, в данном случае сержант Кейт копирует только способ поведения, а не психическое состояние. И по его словам, это уже третий случай. Сначала отец, затем тренер. Но если здесь всё можно списать на вполне объяснимую потребность в поиске идеала и кумира, что довольно нормальное явление для ранних лет, то сейчас это реально может перейти в заражение, расстройство. Я доступно изъясняюсь? Если возник вопрос, задавайте сразу.

– Зачем такие громкие слова? Расстройство, заражение. Обычная детская привычка, которая осталась и, в конце концов, пройдет.

– Не всё так просто. Если это была бы, как вы выразились, капитан Гольдберг, обычная детская привычка, то тест на подверженность влиянию он не прошёл бы. Я подняла все данные. Он сдал его на “отлично”.

– Значит дело в тесте, насколько я понимаю.

– Я допускаю, что он не совершенен, – доктор Лейтон задумалась,– но факт остаётся фактом. В нём есть импульс к подражанию, соответственно, он подвержен психологическому влиянию, поэтому, выражаясь вашим жаргоном – его бы “зарубили” ещё тогда, после теста. Согласно выводам Габриля Тарда, человек преступником не рождается, а становится им с силу следования законам подражания и приспособления. То же самое можно говорить о предателе. После всего услышанного, вы сможете гарантировать, что сержант Кейт не попадёт под воздействие? Это хорошо, что сейчас этим манипулятором для него оказались вы, капитан Гольдберг. Догадываетесь о чём я?

Давид молчал, не зная, что ответить. Видимо, по всему, она права.

– Джессика, неужели это не поддаётся лечению? Вы же знаете много всяких хитрых штучек.

– Поэтому и сказала, что это особый случай. Понимаете, я могу провести курс, но не могу дать гарантию, что лечение прошло успешно. Даже после окончания, если усложню тест, он всё равно его пройдет и мы, возможно ошибочно, будем считать, что сержант Кейт снова в строю. Не мне рассказывать вам, сколько стоит здесь ошибка. Этот импульс так далеко спрятан у него внутри, что, кажется, его просто нет и невозможно понять исчез он или остался. Я пыталась залезть в его голову и скажу, он первый с которым у меня это не получилось полностью. Где-то он впускал меня всецело, а где-то не давал сделать и шага, захлопывая дверь перед носом. И что самое главное, он делал это непроизвольно, абсолютно не думая. Я не увидела ни одного симптома или признака, чтоб он включил внутреннюю защиту. Это меня поразило. У него внутри есть рубильник, до которого не может дотянуться никто, даже он сам. Другим словом, сержант Кейт непредсказуем, в плохом понимании.

– Спасибо, капитан Лейтон. Я всё понял, – Давид Гольдберг отдал честь, – мне надо идти.

– Не смею задерживать, – сейчас как раз был тот случай, когда её ангельский голос никак не стыковался с произнесенной фразой.

Роберт сидел на койке в казарме, не до конца осознавая произошедшее сегодня утром. Он считал, что психолог много на себя взяла и вопрос об его дальнейшей службе, будут решать другие, но не как не она. Все эти несколько лет в армии Кейт проявлял себя только с лучшей стороны и все его заслуги не может перечеркнуть, как он думал, пусть вредная, но абсолютно безобидная повадка. Эти мысли успокаивали и говорили, что ничего страшного не произошло.

– Сержант Кейт, вас вызывает капитан Гольдберг, – голос молодого бойца перебил его раздумья, и второй раз за сегодня он направился в кабинет офицера.

Давид был серьезен, и это сразу насторожило Роберта, который уже выучил манеру командира. Тот никогда не спекулировал эмоциями.

– Присаживайся, предстоит трудный разговор, – он не сводил глаз с Кейта, пытаясь безуспешно понять, что происходит сейчас у него внутри.

Бросив эти попытки, капитан Гольдберг сухо, без красок и ударений, как будто зачитывал распорядок дня, рассказал о своей беседе с доктором Лейтон. В комнате повисла тишина, а в голове Роберта память воспроизводила разговор с тренером Найджелом Николсом около касс школьного стадиона. Просто какое-то дежавю, только отредактированное в другом формате.

– Кейт, что скажешь? – Давиду надоело безмолвие, они не для этого здесь собрались.

– Капитан Гольдберг, это сможет что-либо поменять?

– Нет.

– Тем более не вижу смысла в словах. У меня только один вопрос. Когда заседание? – и как тогда, около касс стадиона, у Роберта не было никакой злости, жалости и обиды, только равнодушие.

– Послезавтра, в 10 часов утра. Сержант Кейт, можете идти.

Все сослуживцы догадывались, что происходит, но никто не пытался поговорить с ним, зная, что это бесполезно. Если Роберт и так считался замкнутым, то эта два дня он был просто камнем, в котором все чувства затуплены, спрятавшись очень глубоко от людских глаз.

Комиссия, быстрые сборы, несколько дежурных пожеланий удачи, такие же слова о том, как рады были служить с ним плечом к плечу, сумка в правой руке с личными вещами… и вот уже КПП за спиной. Роберт уходил, не думая ни о чём, не вспоминая, не оглядываясь. Только теперь, после него, весь рядовой состав на базе при виде психолога Лейтон старался уйти в сторону, избегая встречи. Каждый знал и опасался того, что эта красивая маленькая хрупкая женщина с мягким кротким голосом может легко лишить тебя того, к чему ты так долго с упорством шёл, просто случайно найдя в твоей голове таракана. А ведь он есть у каждого.