Анна Князева - Убийство в декорациях Чехова [litres]

– Пять лет назад Магит не отпустил Строкова на съемки успешного фильма. По сути, сломал карьеру.

– И все?

– Еще Строков соврал.

– Детали?

– В день смерти Кропоткиной он отсутствовал на читке, сказав, что делает запись на радио. Но я узнала, что его там не было. В театре он появился после четырех.

– Это тогда вы пошли на сцену?

– Он подкараулил меня в кулуаре, мы познакомились, и он повел меня к гробу.

– Предполагаете, нарочно?

– Не исключаю, хоть это звучит глупо. Иначе для чего он соврал, что оставил меня в гробу надолго? – спросила Лионелла и сама же ответила: – Чтобы перевесить на меня свое преступление.

– Чушь собачья…

– Можете относиться к этому как угодно. Но я должна была вам все рассказать.

– Премного вам благодарен, – с иронией в голосе проронил Митрошников.

– И это все? Но вы должны это проверить!

– Обещаю поговорить со Строковым. Но вас прошу притормозить, перестаньте мутить воду.

– Этого я вам пообещать не могу, – ответила Лионелла.

Не было девяти, когда Лионелле снова позвонил Митрошников:

– Доброе утро! Сегодня вам придется съездить в Москву.

– Что случилось?! – спросонья переполошилась она.

– Вчера вечером я говорил со Строковым.

– Каков результат?

– Он и в самом деле соврал.

– А я вам что говорила?

– Теперь вам предстоит проверить показания Строкова.

– И не подумаю.

– Мне казалось, что вы заинтересованы, – разочарованно произнес Митрошников.

– С чего бы это? – Лионелла потянулась в постели. – И где же был Строков, если не секрет?

– На кинопробах в Москве.

Заинтересовавшись, она села на кровати.

– Неужели?

– Я тут погуглил… Вы ведь знакомы с Комиссаровым?

– С Виктором Карловичем? Это режиссер, я у него снималась.

– Строков был у него. Мне нужно подтверждение.

– Тогда вам стоит позвонить Комиссарову. – Сказав это, Лионелла зевнула.

– Пробовал. Абонент недоступен.

– Возможно, Строков дал не тот номер?

– Позвоните. У вас ведь есть телефон Комиссарова?

– Ждите. Перезвоню…

Лионелла отыскала в телефоне номер Комиссарова и позвонила ему, но он оказался недоступен. Тогда она позвонила исполнительному продюсеру, и та ответила:

– Привет, Лионелла!

– Не могу дозвониться до Комисарова.

– Он заперся в кабинете со сценаристом. У них что-то не ладится со сценарием. Злой как собака, даже телефон отключил.

– Может быть, ты поможешь?

– Давай.

– У вас на пробах был артист Строков?

– На кого пробовался?

– Не знаю.

– Такой фамилии я не помню, но у Комиссарова одновременно идут два проекта. Один веду я, а твой Строков, возможно, был на втором.

– Сможем узнать?

– Предупреждаю: в кабинет Комиссарова соваться не буду. Я не самоубийца.

– Тогда закажи мне пропуск на киностудию. Я сегодня приеду с другом на машине.

– Подожди, возьму ручку… Диктуй.

Следующий звонок Лионелла сделала следователю:

– Комиссаров и в самом деле вне зоны.

– Что будем делать? Насколько я знаю, у вас сегодня выходной?

– Хотела выспаться, но вы меня разбудили.

– Только не говорите, что уработались…

– А вот это вас не касается!

– Поедете к Комиссарову? – спросил Митрошников.

– Поеду… – нехотя ответила Лионелла.

– Счастливого пути. Потом позвоните мне!

Через полчаса она постучала в дверь соседнего номера. Из-за двери послышалось:

– Кто?!

– Я, – сказала Лионелла в полной уверенности, что ее узнают без представления.

Дверь и в самом деле открылась, из-за нее в одних трусах вышел Кирилл.

– Чего тебе?

– Мне нужно в Москву.

– Я здесь при чем?

– Ты ведь на машине?

– Послушай, у меня – выходной, в кои веки хотел выспаться.

– Я тоже. Но обстоятельства вынуждают.

– Машка, не вешай мне лапшу…

– Можешь поверить на слово? Мне очень нужно.

– Когда хочешь ехать?

– Сейчас.

Ольшанский посмотрел на часы:

– Через десять минут жди меня в холле.

Но выехали они только через сорок минут. Лионелла решила переодеться и задержалась в своем номере. Все это время Кирилл терпеливо ждал в машине и, когда она появилась, не проронил ни одного слова упрека.

– Как поедем? Быстро или не спеша? – спросил он.

– Как можно быстрее, – ответила Лионелла.

– Быстрее чем за пять часов все равно не доедем. И то без учета пробок.

– Гони, Кира, гони… – сказала она, и он не сдержался:

– Тебе обязательно было переодеваться?

– С каких пор ты лезешь в женские дела?

Ольшанский тронул машину и безо всякого выражения проронил:

– Какой была, такой и осталась…

Снова они заговорили только после того, как удалились от города на приличное расстояние.

– Как себя чувствуешь? – поинтересовался Кирилл. – Как ожоги?

– Понемногу проходят. Боюсь, что на коже останутся темные пятна.

– Обяза-а-ательно останутся, – протянул он, словно задирая Лионеллу. – Не знаю, как теперь ты будешь сниматься.

– Да ну тебя! – Она рассмеялась и хлопнула его рукой по плечу.

– Конечно, шучу… Должен заметить, тем вечером ты меня напугала.

– Сама не поняла, как все случилось. Вспыхнул свет, послышался треск, и на меня посыпались горячие стекла.

– Я спрашивал, из-за чего все случилось.

– Все говорили про какую-то фазу, – заметила Лионелла.

– Это кабель. Его кто-то вырвал.

– Хотелось бы знать кто.

– Что насчет убийства Кропоткиной? Следствие продвигается?

– Детали мне неизвестны. И кстати, спасибо, что дал показания.

– Не за что.

– Ты мне помог.

– Как же иначе… – Он замолчал, вяло улыбнулся, но его глаза остались печальными.

– У тебя все хорошо? – спросила Лионелла.

– У меня все или плохо, или совсем плохо. Впрочем, бывает еще катастрофически хуже. Сейчас нечто среднее.

– Ты на мели?

– К чему эти расспросы?

– Могу подкинуть деньжат.

– Я не возьму у тебя денег.

– Прости…

Недовольный и раздосадованный, Кирилл долго молчал, не зная, о чем еще говорить. Потом вдруг спросил:

– Кто такая Снегина?

– От кого ты о ней узнал?

– Подслушал разговор бутафоров.

– Двадцать лет назад Снегина играла в театре.

– Говорят, покончила с собой из-за мужика.

– Кто сказал?

– Бутафоры.

– Что еще они говорили?

– Всякую ерунду. Вроде того, что призрак Снегиной бродит по театру и мстит обидчикам.

– Прошу тебя, не впадай в мистицизм. Эти бутафоры называли имя мужчины, из-за кого она умерла?

– Нет, не слышал.

– Странно. Обычно в театре все про всех знают.

– Это уж точно, – сказал Кирилл. – Наши с тобой косточки уже давно перемыли. А мы, между тем, ни сном ни духом.

– Знаешь, как говорят? На чужой роток не накинешь платок.