Влада Юрьева - Слово, образ, миражи

Чувствовалась, что Саша запуталась. Она что-то обнаружила — но для нее это были бессмысленные куски мозаики. А вот для Ланфен, которая успела собрать определенные сведения, в этих фактах было гораздо больше смысла.

— Если ты спросишь его, он не ответит тебе, — покачала головой психолог. — Возможно, замкнется еще больше, начнет избегать тебя. Кирилл Виноградов — не самая сентиментальная особа. Тема, на которую он реагирует так болезненно, должна иметь для него очень большое значение.

— Короче, я сунула нос не в свое дело?

— Я этого не говорила. Все зависит от того, что ты ставишь своей целью. Ты хочешь ему помочь? Тебе любопытно? Ты боишься его и хочешь развеять страхи?

— Я не знаю… — Саша отвела взгляд. — В некотором смысле, все, что вы назвали. Но еще… я начинаю думать, что Кирилл не такой плохой, как я предполагала изначально. И я не знаю, почему мне вообще есть дело до того, какой он.

— У меня нет для тебя однозначных ответов. Но на основании того, что ты сказала, и того, что я знала изначально, я могу составить определенную картину событий. Хочешь? Я спрашиваю тебя потому, что знание такой картины — это не всегда благо. Она может исказить твое понимание ситуации, отвлечь от расследования.

— Я все равно хотела бы узнать…

Что-то произошло между ней и Кириллом. Ланфен догадывалась, что именно. Поэтому она и собиралась быть с ней честной.

— Кирилл рано лишился матери, более того, его рождение повлияло на его мать не самым лучшим образом. По сути, сломало ей жизнь. Кирилла воспитывал дед по материнской линии.

Петр Виноградов, судя по характеристике, был человеком старой закалки, это раз. А еще он мог быть тем, кто склонен искать мести как способа избавления от собственной боли. Думаю, он наказывал Кирилла за любую оплошность сильнее, чем ребенок того заслуживал, из-за того, что случилось с его дочерью.

— То есть, бил розгами?!

Картина наверняка казалась городской девушке дикой и нереальной. Но Ланфен вполне могла представить, как это было. Петр работал егерем, он и его семья жили в лесу. Какой инструмент наказания ему было проще всего получить? Правильно, срезать пару тонких веток с ближайшего деревца…

Розги не наносят серьезных повреждений. Но если удар достаточно силен, они рассекают кожу, и шрамы остаются на всю жизнь. И, как могла судить Ланфен, не только на теле.

— На это нужно как-то реагировать, да?.. — Саша нервно перебирала пальцами по скатерти. — Он заметит, что я что-то знаю, он наблюдательный… Есть вообще правильная реакция?

— Правильной реакции нет, — покачала головой Ланфен.

— А жаль…

— Ничего, я тебя утешу: любая реакция может быть правильной, если она к месту. Мы с тобой не знаем, верно ли я определила ситуацию. Возможно, мое мнение ошибочно, и Кирилл получил эти шрамы совсем в другой ситуации. Если же я все-таки права, выходит, что ты знаешь о нем очень интимную деталь. Не то, что он готов обсуждать с другими людьми, тем более малознакомыми.

— Судя по его реакции на мой вопрос, так и есть…

— Если так, то перед любыми дальнейшими действиями ты должна определить для себя несколько вещей. Первая — кем является для тебя Кирилл.

— Да никем вообще, мне побоку! — поспешно заявила Саша. Слишком поспешно, чтобы это было правдой.

— Не нужно отвечать мне, — сдержанно улыбнулась Ланфен. — Просто выслушай вопросы, а ответь потом себе. Второе — чего ты хочешь добиться. Поддержать его, обезопасить себя от него, понять его. На вопросы лучше отвечать в том порядке, в каком я даю их тебе. Когда ты будешь знать, кто он для тебя, тебе проще будет понять, чего ты хочешь. И третье — сможешь ли ты добиться того, что задумала. Хватит ли тебе сил, энергии, душевного тепла. Самый простой для тебя путь — просто взаимодействовать с Кириллом как со своим напарником на проекте. Для того, чтобы вы эффективно работали над расследованием, тебе не нужно знать его прошлое, его страхи и уж тем более застарелую боль. Тут достаточно сведений о его умениях и навыках.

— Скорее всего, я так и поступлю! Мы, в принципе, неплохо сотрудничаем, когда у нас нейтралитет. Я расследую, он мне не мешает. И все же… Если вдруг… Ну…

Улыбка Ланфен невольно стала шире. Она все больше убеждалась, что перед ней сидит ребенок — в психологическом понимании. Обожженный жизнью, умный, осторожный, но все-таки ребенок. Несмотря на бурное прошлое, Саша не превратилась в молодую циничную тетку, которая людей или использует, или игнорирует. Теперь Ланфен даже жалела, что не сможет поработать с ней подольше.

Но — как есть. Ее личное расследование сейчас важнее для всех.

— Я дам тебе один совет на случай, если ты вдруг захочешь поддержать Кирилла.

Маловероятно, конечно, но вдруг, — подмигнула ей Ланфен. — Это будет непросто. Такие, как он, полагаются только на себя и верят только себе. Их этому жизнь научила. То, что ты затронула личную для него тему, не даст тебе преимуществ — скорее, наоборот!

— В это я готова верить, он такой и есть! Ну и что мне делать? Если, конечно, я захочу что-то делать, — спохватилась Саша, краснея.

— Я недостаточно хорошо знаю Кирилла, чтобы дать тебе гарантированный совет. Давай я лучше расскажу тебе одну любопытную историю! Лет эдак пятнадцать назад, когда я еще активно училась тонкостям своей профессии, я поехала на специальные трехмесячные курсы в США. В рамках этих курсов нас повели с экскурсией в федеральную тюрьму. А их тюрьмы — это не наши тюрьмы. Там довольно часто полно обучающих программ, кружков по интересам, а главное, групп психологической помощи. В большинстве случаев, скажу тебе честно, они не работают. Заключенные используют все эти многочасовые посиделки, чтобы ускользнуть от тяжелой работы. Но в тюрьме, куда повели нас, группа психологической помощи реально давала плоды. Там люди отказывались от наркозависимости, учились начинать новую жизнь.

Абсолютное большинство тех, кто ходил в эту группу, в тюрьму больше никогда не возвращались. Вела ее пожилая негритянка… точнее, как в Америке правильно говорить, афроамериканка. Я смотрела на нее, на то, как она проводит сеансы, и была шокирована.

Заключенные тянулись к ней! Я видела, что все эти жуткие люди, покрытые татуировками, побитые жизнью, верят ей, слушают ее, воспринимают ее слова всерьез. Мне тогда было примерно столько же лет, сколько тебе сейчас, и я не поняла, как она добивается такого результата. Поэтому после очередного сеанса я подошла к ней и спросила напрямую: как?

Знаешь, что она мне ответила?

— Магия вуду? — усмехнулась Саша.

— Почти. Магия — но гораздо более простая. Та женщина не боялась касаться своих пациентов. В тюрьме это редкость: люди боятся насилия, боятся болезней, которые, как они предполагают, есть у всех заключенных. Да и сами заключенные, как правило, воспитываются и существуют в социальной среде, где физический контакт строго ограничен. Если он есть, он служит определенной цели. То есть, прикосновение несет или боль, или удовольствие.