Влада Юрьева - Слово, образ, миражи

— Проще говоря, драка или секс?

— Да. Или социальное послание вроде рукопожатия. Но каждое из этих прикосновений именно практично, а значит, ограничено. Женщина, которая работала в тюрьме, демонстрировала заключенным, что есть иной вид прикосновения: передающий эмоции, душевное тепло, поддержку. В конце каждого сеанса она в обязательном порядке обнимала каждого своего пациента.

— И это работало? — поразилась Саша.

— Как я уже сказала, да. Не только это, конечно, но именно такой подход, это новое понимание человеческой природы, давало возможность пробиться к подобным людям. На сеансах им показывали, что они — не особая каста неприкасаемых. Люди вроде меня и тебя с детства привыкают к эмоциональным прикосновениям как к норме. Нас держат за руку, целуют на ночь, гладят по голове, когда нам плохо. У нас нет подсознательного понимания, что прикосновений нужно бояться. Поэтому нам тяжело понять, что для кого-то это может быть магией. Тогда, во время американских курсов, я так и не смогла до конца поверить этой женщине. Но уже когда я стала практикующим психологом, я убедилась, что она была права.

Прикосновение заключает в себе огромное эмоциональное послание, оно помогает обмениваться энергетикой, наладить связь. Таким сильным фактором влияния не нужно пренебрегать. Судя по уверенности, которая чувствуется в Кирилле, он прекрасно умеет драться, и с женщинами у него проблем нет. Считай это профессиональным мнением. Но знает ли он иную форму контакта, насколько у него развит эмоциональный интеллект — вот вопрос. А ты уж сама решай, искать на него ответ или нет.

Это все, что Ланфен могла сказать ей. Психолог понятия не имела, что Саша будет делать дальше, даже предположить не бралась. Ей оставалось только отстраниться от этой ситуации.

Нельзя помочь всем, а если распыляться, достойного результата не будет нигде.

И все же кое-что она для Саши сделать могла.

— Подожди меня здесь, — попросила Ланфен.

Она ненадолго ушла с кухни, а вернулась уже с блокнотом, который вела с приезда в Степновичи. Она никогда раньше не участвовала в расследованиях, но привыкла все систематизировать. Это было ей на руку сейчас.

— Я далеко не продвинулась, — признала психолог. — Но и без дела не сидела. Здесь все, что мне удалось узнать… Возможно, тебе это пригодится.

— Ты уверена, что хочешь отдать это мне? — изумилась Саша. — Может, это твой шанс на победу!

— Шанс на победу нужен тем, кто к ней стремится. А я точно знаю, что сюда не вернусь. К тому моменту, когда я разберусь со своими делами, истечет срок, отведенный нам для седьмого этапа. Я думаю, у тебя есть все шансы, и буду рада, если мои записи помогут тебе. Можешь считать это компенсацией морального вреда: все-таки теперь некому отвлекать Германа, его рассуждения о сверхчеловеке придется выслушивать всем!

Саша приняла у нее блокнот и кивнула.

— Германа я как-нибудь переживу. Спасибо. И за эту помощь, и… за все остальное.

В системе ценностей Раисы то, что она планировала сделать, было абсолютно правильным и логичным. Но как оказалось, ее правота была очевидна не для всех.

— Вы собираетесь совершить огромную ошибку, — спокойно произнес Ренат.

А ведь он совсем не так должен был реагировать! Раиса была уверена, что он обрадуется ее предложению. Обязан был! Он был умнейшим из всех пациентов, с кем она когда-либо сталкивалась. Он не заслуживал того, чтобы гнить здесь! Раиса точно знала, что его можно вылечить и выпустить на свободу.

Все это она высказала ему — вместе со своим предложением. Но в темных глазах Рената не было ни тени радости. Она вообще не понимала, что там скрывается…

— Я знаю, что делаю! — заявила Раиса. — Я очень много думала об этом, это не эмоциональное решение!

— Верю. Вы не тот человек, что будет принимать эмоциональные решения. Вы сначала все взвешиваете, анализируете, оцениваете. Потом составляете план. Но знаете, в чем ваша главная проблема?

— В чем же?

— Когда вы составляете план, вы заранее ставите на исходные данные ярлыки «добро» и «зло». Это сбивает вас с толку. Делает неправой еще до того, как что-то началось.

Раиса ушам своим поверить не могла. Псих, которому она собиралась дать шанс на полноценное будущее, сидит тут и рассуждает о ее ошибках! Хотя чего еще ждать от сумасшедшего?

Он неправ уже в том, что приписывает ей рассуждения о добре и зле. Раиса прекрасно знала, что это субъективные понятия. Она просто осознавала, что хорошо, а что — плохо. Есть же разница!

Причем обдумывала она это не один день. Все то время, что она работала в этом заведении, она наблюдала за тем, что здесь происходит. Она видела, что Осташов давно уже потерял контроль. Может, он и заботится о будущем больницы, живет этим делом. Но всем известно, куда выложена дорога благими намерениями!

Его поступки уже много лет как непростительны. То, что он держит здесь Анфису. То, что он нанимает на работу моральных уродов вроде Тадеуша Мацкевича. То, что не слушает ее, Раису, когда она пытается открыть ему глаза!

Он превратил клинику в такого же старого, неповоротливого зверя, каким стал сам. В Степновичах жили… нет, даже доживали! И не более того. А должны были лечиться.

— Ты сгниешь здесь!

— Мне хорошо здесь, — пожал плечами Ренат. — Я на своем месте, как и все остальные.

— Да неужели? То, что ты отказался от будущего, не значит, что это готовы сделать все.

— Ну, будущее есть у всех, кто пока не мертв. Просто некоторые утратили право выбирать его.

— Ты решаешь за всех?

— Мне можно, я же псих, — усмехнулся он. — А вот вам не следует. Вы доктор. Вы созидать должны. Но вы разрушаете.

— Вся система, которую выстроил Осташов, давно уже превратилась в карточный домик. Она и так рухнет, это просто вопрос времени.

Раиса понятия не имела, зачем спорит с ним. Он этого точно не заслуживает: он же пациент, который почти половину своей жизни провел в больнице! И все-таки было в Ренате нечто такое, чего порой не могли достигнуть даже ее коллеги. Как бы Раиса ни притворялась, она не могла по-настоящему чувствовать свое превосходство над ним. Это воспринималось как вызов.

— Система в порядке, — возразил Ренат. — Смерть Тадеуша стала для нее ударом, но она устояла. А вы можете все расшатать своим поступком.

— Я? Разве это не сделал уже Осташов, когда привел сюда эту съемочную бригаду?

— Нет. Это место — дом спящих чудовищ. Когда чудовище спит, ему все равно, кто ходит мимо, если он ходит тихо. Люди, которые сюда приехали, ходят тихо. А то, что собираетесь сделать вы, равносильно удару ногой по морде спящего чудовища. Как думаете, проснется оно?

И в каком настроении?

— Ты понятия не имеешь, о чем говоришь! — отмахнулась Раиса. — Не понимаю, почему ты так верен Осташову!