Александра Маринина - Чувство льда

– Я не могу ждать, пока настанет это счастливое будущее! Я хочу сегодня, сейчас, сию минуту начать жить, как нормальный человек! Я хочу, чтобы мой ребенок жил в светлой просторной квартире, чтобы у нее были хорошие игрушки и хорошая одежда. Сейчас, а не через двадцать лет. Ты можешь это понять?

– Могу, – кивнула Любовь Григорьевна, – могу, Дима. У нее будет просторная светлая комната в твоей новой квартире, хорошие игрушки и хорошая одежда. Но чему это поможет, когда через двадцать лет она окажется одна в огромном мире, к которому не умеет приспособиться? У нее не будет навыков общения с людьми, она будет их бояться, она не сможет учиться в институте и не сможет нигде работать, потому что до пятнадцати лет просидела дома у маминой юбки и ничего сложнее таблицы умножения не выучила. У нее будет куча проблем, и ни хорошие игрушки, ни хорошая одежда, которые у нее были в раннем детстве, этих проблем не решат. Если заниматься с ней по моим методикам, то через год она спокойно пойдет в школу и будет правильно подсчитывать хлебные единицы, делать себе уколы и ни за что не съест того, чего есть нельзя.

– Это все слова.

– Да, – согласилась она, – это слова, но ты их не слышишь, потому что думаешь только о деньгах. Да забудь ты о них, наконец! Ты живешь во власти мифов, ты им веришь и не хочешь думать сам, потому что за тебя уже все давно придумали. Власть денег – это миф, Дима. И то, что деньги решают все, – это тоже миф. Они решают действительно многое, но далеко не все. Твоя проблема не в том, что у тебя мало денег, а в том, что твоя дочь может не стать счастливой. Но эту проблему за двести тысяч долларов не решить. Я же предлагаю тебе решение.

Колосов помолчал, достал из кармана пачку сигарет и зажигалку.

– Не возражаешь, если я закурю?

– Я и раньше не возражала, – улыбнулась Филановская. – Мне нравилось, что ты куришь, тебе идет. Дима, обещай мне подумать над моими словами. И перестань присылать мне эти дурацкие письма. Захочешь поговорить – позвони.

Она вытащила кошелек, положила на стол свою визитку с номерами телефонов и пятисотрублевую купюру и встала.

– Не провожай меня.

Сделала шаг, остановилась, обернулась к Колосову.

– Как зовут твою девочку?

– Татка, – рассеянно ответил он, стряхивая пепел с кончика сигареты. – Тамара.

– Значит, Тамара, – усмехнулась Любовь Григорьевна. – Надо же, как она тебя… Столько лет прошло, а ты все забыть не можешь. Видел бы ты ее сейчас! Старая, морщинистая, сумасшедшая.

Колосов поднял на нее глаза, в которых блеснуло что-то похожее на нежность.

– Она меня от греха отвела. Пока жив, буду ей благодарен за это. И ей, и мальчикам. Знаешь, Люба, столько лет прошло, а я так и не понял, как можно было их ненавидеть. За что?

– Тебе не понять, – холодно сказала она, поудобнее перехватывая дорогую сумочку из натуральной кожи. – Всего доброго. Звони.

Виктор Евгеньевич Огнев совсем замучился, допрашивая по очереди братьев Филановских. Он не сомневался, что один из них – убийца, а другой пытается спасти любимого брата, но быстро и ловко разобраться, кто есть кто, у следователя не получалось. Оба с уверенностью говорили о собственных мотивах, и получалось довольно убедительно. Правда, некоторые, совсем небольшие расхождения имелись в описании момента убийства, а также по эпизоду о краже пистолета, но ведь Огнев и сам не знал, как было на самом деле, поэтому не мог отличить правдивые показания от ложных. Что же касается ответа на вопрос, а куда, собственно, этот самый пистолет делся после убийства, то тут братья были на удивление единодушны: ни тот, ни другой этого не помнили. «Был в шоке, ничего не соображал, куда-то выбросил, куда – не помню». Оба признавшихся находились после убийства на свободе и могли обмениваться любой информацией, в том числе и подробностями о совершении преступления. Если преступник – Андрей Филановский, то брат, узнав о его признании, поспешил на выручку и оговорил себя. Если же оговорил себя Андрей, чтобы спасти брата, то получалось, что Александр, узнав об этом, явился с повинной, потому что не мог допустить, чтобы его брат безвинно пострадал. В общем, ничего не получалось… Однако братья вели себя по-разному, Александр был агрессивно-напорист, Андрей, напротив, меланхолично-спокоен, и поскольку с директором издательства Виктор Евгеньевич чувствовал себя не очень уверенно, он решил усилить давление на Андрея, который по крайней мере хоть голос не повышает. И вообще, он как-то мягче, с ним проще.

Кроме того, следователя не покидала мысль о том, что все это – мастерски разыгранный спектакль. Кто-то из братьев убил Екатерину Шевченко, а потом они договорились признаться. Оба. И пусть следствие голову ломает. Как сломает окончательно – так их и отпустят, потому что разобраться не смогут. При таком раскладе, решил Огнев, надо вбивать между братьями клин и разрушать их идиллическое единство. И здесь ему очень пригодилась информация, добытая Олегом Бариновым.

– Гражданин Филановский, – начал Огнев издалека, – вам что-нибудь говорит имя Веры Синько?

– Да, я ее знаю. Вернее, раньше знал. Я давно ее не видел.

– Расскажите об обстоятельствах вашего знакомства.

Филановский рассказывал, Огнев терпеливо слушал. К его удивлению, Андрей ничего не скрывал, даже о попытках самоубийства поведал.

– Вы говорите, что Синько дважды пыталась покончить с собой. В первый раз – из-за того, что вы не ответили на ее чувства. А во второй раз из-за чего? Вы что, продолжали с ней встречаться и давали ей какие-то надежды?

– Нет, я с ней больше не встречался.

– Тогда почему была вторая попытка?

Филановский молчал, уставившись глазами в пол.

– Отвечайте, Филановский, – потребовал следователь.

– Я не знаю. Я с ней больше не встречался и не знаю, из-за чего она во второй раз решила это сделать.

А в глаза-то по-прежнему не смотрит, злорадно отметил Огнев. Вот мы сейчас тебя и уделаем, как бог черепаху.

– Ну, раз вы не знаете, тогда я вам расскажу. Возможно, это освежит вашу память. Два года назад Вера Синько впала в тяжелейшую депрессию, поскольку узнала о вас нечто крайне неприятное. Вас обвинили в попытке изнасилования.

– Это было недоразумение, – быстро сказал Филановский. – Во всем разобрались и дело прекратили.

– Ну разумеется, разумеется, – закивал головой Огнев. – Конечно же, это было недоразумение. Только дело прекратили не потому, что якобы во всем разобрались, а уничтожили все документы, потому что ваш брат за это заплатил. И не делайте вид, что вам об этом не известно.

– Я не хочу это обсуждать. К убийству Кати это не имеет отношения.

– Вы так думаете? – скептически осведомился следователь. – А вот у меня другое мнение. Вы и ваш брат, оба, признались в этом убийстве, и моя задача – разобраться, кто из вас лжет. И я очень сильно подозреваю, что лжете именно вы. Вы точно знаете, что Александр – убийца, и стараетесь его выгородить, взять вину на себя. Вас можно понять, Александр ваш близнец, самый близкий кровный родственник, вы его очень любите. В других обстоятельствах ваше намерение помочь брату выглядело бы даже похвальным. Но вернемся к Вере Синько. В декабре прошлого года у нее снова случилась депрессия, и это после довольно длительного и достаточно успешного лечения. Знаете, почему?