Александра Маринина - Чувство льда

– Ну и как вам трудовой коллектив, в который вы собираетесь влиться?

К ней подошел приятного вида рыжеватый мужчина со стаканом в руке. Держался он вполне уверенно, но наметанным глазом Марина увидела, что выпил он изрядно.

– Пока не разобралась, – она мило улыбнулась. – Может, вы меня просветите? Расскажете, кто есть кто?

Она была не против пообщаться хоть с кем-нибудь, ей было скучно, ведь Марина никого здесь не знала, и никто с ней не разговаривал.

– Тогда начнем с меня, – с готовностью согласился рыжеволосый. – Станислав Янкевич, руковожу отделом продаж. А вы, кажется, Марина?

– Да, – подтвердила она.

– И идете в отдел рекламы, – уточнил Янкевич.

– Совершенно верно.

– А образование у вас?.. – Он сделал выразительную паузу.

Она смешалась.

– Текстильный институт.

– И все? – он удивленно приподнял брови.

– Все.

– В рекламных службах когда-нибудь работали?

– Нет, не приходилось.

– Тогда вам прямая дорога в один из наших клубов, – он пьяно ухмыльнулся. – Вы там придетесь ко двору.

– Клубов? – недоуменно переспросила Марина. – Вы о чем?

– У нас, дорогая Мариночка, есть целый клуб сотрудников, которые ничего не умеют, но зарплату получают исправно. Нет, я ничего не хочу сказать, все они – прекрасные люди, личные друзья шефа или друзья и родственники его друзей и родственников. Делать они ничего не могут, толку от них никакого, но надо же как-то проводить рабочее время, вот они и собираются на чашечку кофе, которая превращается в огро-о-омный котел, в нем кофе много, и сплетен тоже достаточно, варево получается отменное, на целый день хватает. Я понятно излагаю?

Куда уж понятней. Ей стало неприятно и отчего-то даже стыдно. Она не обольщалась на свой счет, и когда Саша сказал, что может взять ее на работу в отдел рекламы, напомнила ему о своем «непрофильном» образовании и отсутствии опыта, но Филановский ее уверил, что рекламному делу люди учатся не в институтах, а на собственном опыте. Она побаивалась, но он был убедителен и настойчив, и эта настойчивость заставила ее согласиться: раз он так хочет, чтобы она работала в издательстве, значит, не все кончено между ними и надежда еще остается. А с работой она как-нибудь освоится, мозги-то есть.

– Вы сказали «клубов», – напомнила Марина, пытаясь увести разговор в менее неприятное русло. – Их несколько?

– О! – Янкевич назидательно поднял указательный палец. – Вы зрите в корень. У нас есть еще один клуб, совсем маленький, всего три человека.

– Самые избранные? – лукаво улыбнулась она. – Лучшие из лучших?

– Точно, – кивнул он. – Избранные самим шефом. Его бывшие любовницы, которых он с завидным постоянством устраивает к нам на работу, когда перестает их трахать.

Ей показалось, что дыхание остановилось, она не могла ни вдохнуть, ни выдохнуть. Вот, значит, как дело обстоит… Она-то, дура, думала, что Саша именно к ней так относится, не хочет терять, стремится удержать возле себя, а оказывается, он со всеми так поступает. И ни с кем потом отношений не возобновляет. Значит, нечего надеяться на то, что он станет хорошим отцом для их ребенка и будет помогать его растить. Денег, наверное, даст, но этим все и ограничится. Даже если денег будет много, они не заменят ни участия, ни присутствия, ни отцовской заботы, ни внимания, которые так необходимы детям. Неужели придется расстаться с мечтой о ребенке?

Нет, не может быть, чтобы все было так, как рассказывает этот полупьяный тип! Он много выпил и несет какую-то ахинею. Так не бывает.

– Вы потрясающе осведомлены, – Марине удалось взять себя в руки и продолжать говорить вполне ровно и даже весело, хотя появившуюся в душе горечь она явственно ощущала полынным привкусом на языке. – Может, покажете этих избранных? Интересно посмотреть.

– Да легко!

Он обернулся, разглядывая присутствующих, и указал на красивую стройную женщину лет тридцати пяти, весело хохочущую в обществе еще одной дамы и двух мужчин.

– Вот это наша Танечка, якобы корректор, последний член клуба. Хороша, правда?

– Да, – сдержанно кивнула Марина, – красавица. А еще кто?

– Давайте пройдемся, – предложил Янкевич, – отсюда плохо видно. Я вам всех покажу.

Они медленно прошлись по периметру одного зала, затем перешли в другой, постояли несколько минут в холле. Янкевич держал ее под руку и, склонившись к самому уху, вполголоса комментировал:

– Вот эта дама – мой заместитель, на ней держатся все продажи, она еще в советское время в «Академкниге» работала, знает все книготорговые организации и – главное – все слабые места их руководителей. Никто так не умеет договариваться с ними и продавать наши издания, как она. Вот эта очаровательная пышечка – Светочка, первый член клуба бывших любовниц, ее шеф два года назад самолично выдал замуж и был даже тамадой на свадьбе. Старуха в кресле – бабка шефа, известная в прошлом актриса…

Она покорно шла рядом, опираясь на его руку, и чувствовала, как постепенно немеют ноги. Такое странное ощущение… Пол казался где-то далеко-далеко, и каждый раз, делая шаг, Марина удивлялась, что подошвы туфель соприкасаются с чем-то твердым и она не падает, значит, она все-таки идет, двигается. Наверное, она слишком много выпила, прогуливаясь с новым знакомцем и судорожно хватая с подносов, разносимых официантами, бокалы и стаканы со всеми напитками подряд, не разбирая и тут же выпивая все залпом. Вкуса того, что она пьет, Марина тоже не ощущала, пила только для того, чтобы заставить уйти эту невыносимую, мучительную горечь. А горечь все не уходила, наоборот, становилась густой и вязкой, словно все внутренности пропитаны дегтем. Она самоуверенно полагала, что вполне справилась с завершением (как она верила – временным) романа с Филановским, и не подозревала, что ей будет так больно.

Она очень старалась быть такой, какой ее хотел видел Александр. Здравой, хладнокровной, слегка циничной и всегда веселой. Хотя на самом деле Марина Савицкая таковой и не была вовсе, но ведь она так любила Сашу! И готова была притворяться каждый день, каждую минуту, лишь бы нравиться ему, лишь бы не дать ему повод разочароваться и охладеть к ней. И в тот день, когда он мягко, но без колебаний завел разговор о том, что их сексуально-романтические отношения себя изжили и естественным образом переросли в дружбу и отныне и навсегда дружбой и останутся, она не разрыдалась, не начала кричать, умолять или возмущаться, она приняла его слова именно так, как он и ожидал: спокойно, рассудительно и вполне позитивно. Да, он, безусловно, прав, и теперь надо постараться сохранить все то хорошее, что между ними еще осталось. Она даже улыбалась и, как ни странно, вовремя находила правильные слова и интонации, хотя внутри у нее все заледенело. Ледяной ком мгновенно образовался где-то за грудиной, и от него по всему телу, до самых кончиков пальцев на ногах, медленной тягучей волной разлился мертвящий черный холод. Марине показалось в тот момент, что у нее ноги отнялись. И только спустя несколько дней, когда ей удалось взять себя в руки и осмыслить предложение Филановского поступить на работу к нему в издательство, холод постепенно начал таять: еще не все потеряно, еще можно все вернуть… Как жаль, что о своей беременности она узнала лишь спустя пару недель после того памятного разговора! Может быть, тогда ситуация сложилась бы иначе. А если сказать об этом Саше сейчас, он может воспринять такое сообщение как наивный шантаж и попытку вернуть любовника. Впрочем, подобного рода рассуждения годились еще полчаса назад, а теперь все не имеет значения, потому что из слов Янкевича недвусмысленно следовало, что ничего вернуть нельзя, и тот факт, что Марина Савицкая будет трудиться в одном здании с Александром Филановским, свидетельствует не о том, что директор издательства все еще питает к ней теплые чувства, а всего лишь о его стремлении по-дружески помочь женщине, которую отныне не собирается содержать. Занять ее работой, чтобы не сидела дома и не жевала обиду, и дать более или менее приличную зарплату, на которую вполне можно жить, если не роскошествовать излишне. Весьма по-джентльменски, но не более того…