Александра Маринина - Чувство льда

– А вы сами-то из каких будете? – имитируя старинный стиль речи, поинтересовался Янкевич. – Из друзей родственников или из родственников друзей?

Она внезапно остановилась и выдернула руку, до того уютно лежавшую на сгибе его локтя.

– А я, – отчетливо и медленно выговорила она, – буду четвертым членом клуба бывших любовниц.

Янкевич протрезвел буквально на глазах, отпрянул от нее, лицо сделалось багровым.

– Простите, – пробормотал он. – Я идиот. Я бог знает что тут наболтал… Простите, Мариночка.

– Ничего, – усмехнулась она, – с каждым может случиться.

Эта натужная усмешка вытянула из Марины Савицкой последние силы. Она отвернулась, разрыдалась и ринулась прочь из зала. Гремела музыка, вихрем кружилось замешанное на винных парах веселье, и никто не обратил на нее ни малейшего внимания.

Станислав Янкевич растерянно смотрел вслед новой сотруднице, кляня себя самыми выразительными словами, ибо, будучи опытным редактором, обладал обширным словарным запасом. Его меньше всего беспокоило, что он подвел старого друга Филановского, но было страшно жалко эту симпатичную молодую женщину, для которой его неосторожные слова оказались таким ударом. Но он же не знал, что Марина – Сашина любовница! Ему никто не сказал, не предупредил. «А самому в голову не пришло? – буркнул внутренний голос. – Не подумал, что сначала надо о человеке что-нибудь узнать, а уж потом выбалтывать чужие секреты? Или подумал и сделал нарочно, чтобы Сашку подставить? Если уж не свести счеты по-крупному, то хотя бы мелко и гадко напакостить, да?» Мысль показалась Янкевичу неприятной, и он быстро нашел ответ: подумаешь, большой секрет, все равно она узнала бы обо всем, не сейчас – так через неделю, потому что «клуб бывших» никак не скрыть, о нем все издательство знает. Кто же мог предполагать, что она так расстроится? Обычно «бывшие» дамы Филановского подобной чувствительностью не отличались.

Надо срочно еще выпить. Янкевич двинулся в сторону идущего неподалеку официанта с подносом, уставленным полными бокалами с шампанским, и нос к носу столкнулся со Степой Горшковым из отдела кадров. Почему-то захотелось немедленно поделиться переживаниями, что Станислав и осуществил. Горшков был ему симпатичен и – это Янкевич знал точно – всегда мог найти нужные слова, чтобы успокоить собеседника и объяснить ему, что он не так уж и не прав и ничего страшного не произошло. Эдакий доморощенный психотерапевт издательского разлива.

– Ну что ж теперь поделать, – ответил ему Степан, – ты ведь действительно не знал. И потом, ты совершенно прав, Савицкая узнала бы обо всем дня через два-три, если не раньше. В любом случае лучше, что она услышала это от тебя и сейчас, чем ей сказали бы наши «клубные» дамы и при этом смотрели бы на нее и снисходительно улыбались, приглашая войти в их тесный кружок. Теперь у нее есть время морально подготовиться к первому рабочему дню и к встрече с ними, так что в критический момент Савицкая в грязь лицом не ударит. Нет, Слав, правда, не убивайся ты так, все к лучшему получилось.

– Но она так плакала, – неуверенно возразил Янкевич. – Ты представь только, Степа, кругом праздник, все веселятся, пьют, танцуют, а она забилась куда-то в уголок и рыдает. И все из-за меня, мудака. Как подумаю – тошно делается.

– Да не из-за тебя, а из-за шефа. Ты-то тут при чем? Ты, что ли, романы без конца крутишь, а потом девок своих в издательство пристраиваешь?

И почему Горшкову всегда удается быть таким убедительным? Янкевичу стало легче, но он все-таки пробормотал:

– Так ее жалко…

– Ну, раз жалко – давай пойдем найдем ее и поутешаем. Покормим, напоим, потанцуем с ней, караоке попоем, вон видишь – уже аппаратуру налаживают.

Пение под караоке было гвоздем программы на всех издательских вечеринках. Работали в «Новом знании» два человека, которые умели ловко сочинять смешные и злободневные тексты на мелодии популярных песен. Фишка, однако, состояла не в том, чтобы выйти и исполнить новое сочинение, а в том, что исполнять его должны были люди, к сочинению слов непричастные, то есть с текстом заранее не знакомые. Им просто вручалась бумажка со словами и говорилось, на мелодию какой известной песни их полагается положить. Человек выходил к микрофону и начинал петь «с листа»… Тексты были действительно потрясающе смешными, и неподготовленный исполнитель в какой-то момент начинал давиться от хохота и продолжать уже не мог. Сотрудник, назначенный быть рефери, отмечал в собственном экземпляре место, на котором исполнитель «сломался», и к микрофону вызывался следующий конкурсант. В трех попытках побеждал тот, кому удавалось пропеть больше текста, четвертым же номером выходили сами авторы слов и исполняли произведение уже целиком под истерический хохот присутствующих. Обычно таких песен к каждой вечеринке придумывалось три, а то и четыре, так что навеселиться сотрудники издательства успевали досыта. Конкурса «караоке» все ждали с нетерпением, и участвовать в нем готов был каждый, у кого имелась хоть капля музыкального слуха, а зачастую и те, у кого его не было совсем.

Предложение поискать обиженную и расстроенную Марину Станислав Янкевич воспринял с энтузиазмом, он все-таки чувствовал себя виноватым и хотел хоть как-нибудь исправить положение. Вместе с Горшковым они направились в сторону дамской комнаты, подождали, пока оттуда выйдет кто-нибудь из сотрудниц издательства, поинтересовались, нет ли там новенькой, получили отрицательный ответ и направились искать другой туалет, ибо понятно было, что в таком клубе их должно быть несколько. Кроме туалетных комнат они планировали обследовать и другие помещения, тихие и уединенные, где вполне можно было отсидеться, успокоиться и привести себя в порядок. Подходя к одному из таких маленьких уютных зальчиков, они услышали знакомые голоса. Вернее, голос был одним и тем же, и даже интонации одинаковые, но все равно понятно, что беседуют два человека. Братья Филановские.

Янкевич инстинктивно придержал Горшкова за руку. Степан усмехнулся и на цыпочках двинулся дальше. Он что, собирается подслушивать? Станислава в первый момент передернуло, но в следующую секунду им овладело какое-то мстительное, нездоровое любопытство, и он, стараясь не производить лишнего шума, последовал за Горшковым.

– Что-то я плохо понимаю, с какого бодуна тебя это интересует? Тебе не все равно?

Янкевич попытался сообразить, кто из братьев задал вопрос. Александр? Или Андрей? Наверное, близкие хорошо различают эти два голоса, но Станиславу они казались совершенно идентичными. Ладно, дальше разберемся, решил он.

– Не все равно. Ты мне ответь, ты собираешься на ней жениться? Или так просто, дурака валяешь?