Илья Рясной - Мокруха

— У тебя ничего не выйдет. Подумай о себе. Тебе не уйти далеко. Сдавайся, Глен. Я гарантирую тебе жизнь.

— Все, дайте проход, я выхожу!

Норгулин кивнул Рудакову, и они поднялись на пролет выше. Дверь распахнулась от удара ноги. Из квартиры выскочил Глен, прикрываясь Альтшуллером. Перепуганный до смерти, тот верещал жалко и неубедительно:

— Семен, вы не можете так поступать со мной… После того, что я для вас сделал… Ой, больно!.. Семен, вы же интеллигентный человек… Ох, вы мне разбили нос… Ну, пожалуйста…

— Молчи!

Глен был уже внизу.

Оперативники, посмотрев в пролет, бросились следом. Рудаков выглянул из подъезда и тут же отпрянул. Грохнул выстрел. Глен целился в него, но не попал.

— Семен, вы не можете… — продолжал ныть адвокат.

Держа Альтшуллера за шею, затравленно озираясь, Глен сумел открыть дверь адвокатской «восьмерки», сел на сиденье, не отпуская Альтшуллера, стоявшего на асфальте на коленях, завел мотор.

— Семен, умоляю вас…

Глен отшвырнул адвоката прочь, выстрелил в него и надавил на газ.

Норгулин склонился над Альтшуллером. Пуля угодила тому в правую сторону груди.

— Жив? — спросил Рудаков.

— Пока жив, — отозвался Норгулин.

— Негодяй, — слабо прошептал адвокат. — Пять тысяч долларов забрал. И машину разобьет… А она столько денег стоит.

Глаза его закрылись. Он потерял сознание.

К одиннадцати часам мероприятия были завершены. Все кабаки и адреса выставлены, разбито некоторое количество носов и выбито энное количество зубов, впрочем, у многих их хозяев физиономии вряд ли стали от этого хуже. Любые попытки сопротивления милиция в последние годы научилась подавлять в зародыше.

Бары и рестораны милиция не «бомбила» уже с полгода. Раньше РУОП исправно проводил подобные мероприятия. Бандиты чувствовали, что в городе существует сила, с которой нужно считаться, и вели себя осмотрительно. Но так уж получается, что многие представители власти, коммерческих структур, средств массовой информации тоже любят подобные питейные заведения, не считают за грех сидеть за одним столиком с представителями преступного мира, да еще и глушить «Чинзано» за их счет. Поэтому продолжать благородное дело контроля за кабаками было затруднительно. Поднялся оглушительный вой в прессе, посыпались угрозы из администрации. «Беззаконие! Это вам не тридцать седьмой год!» Сотрудники милиции привыкли, что упоминания о тридцать седьмом годе обычно сыпятся тогда, когда кому-то очень не хочется отвечать за преступления и вообще согласовывать свои действия с этим докучливым уголовным кодексом. Пришлось «малины» оставить в покое. Бандиты вновь почувствовали себя на коне. Кабаки вновь стали их суверенной территорией. Они расслабились. Забыли об осторожности и о том, что некоторые предметы лучше не носить с собой. И поплатились за это. В результате за один вечер в трех барах было изъято два пистолета, обрез, большое количество наркотиков. На квартире у Снайпера обнаружили новенькую, в смазке, еще не пристрелянную малокалиберную винтовку с оптическим прицелом — одно из наиболее эффективных орудий профессиональных киллеров. На квартирах также изъяли несколько антикварных безделушек, которые вполне могли быть трофеями с разбоев, а значит, послужить вещественными доказательствами преступлений.

Плохо, что из всей команды удалось арестовать только Гусявина. Снайпера и Матроса не нашли. Глена тоже не оказалось в квартире. От Норгулина и Рудакова ему удалось сбежать. Где их теперь искать? Фотографии размножены, переданы заступающим на дежурство по несению патрульной службы, разосланы ориентировки, телетайпограммы… Словом, милицейская машина была запущена. А что толку? Если очень повезет, может быть, кто-то из патрульных наткнется на разыскиваемых. Но надежда на это мала. В таких делах реально что-то могут сделать только оперативники, у которых гораздо больше возможностей для розыска.

— Ночь же, — сказала Света, когда Гусявин потребовал адвоката.

— Я до утра подожду.

— Как же, подождешь, — усмехнулся Норгулин.

— Подожду. Мне торопиться некуда. Все равно вам меня отпускать придется: невиновен. — Гусявин руками развел.

Он лихорадочно прокручивал, какую линию поведения избрать. Колоться? Или в отказ уйти? Надо посидеть, подумать. Кроме того, сейчас предоставляют адвоката с момента задержания. С адвокатом можно посоветоваться, он что-то дельное подскажет. С ним можно и весточку на волю послать о том, чем располагает следствие, кому надо рога обломать, кто стучит. Адвокат при задержании — полезное изобретение. И Гусявин решил использовать его. После шока при задержании он уже взял себя в руки настолько, что не наделает глупостей.

— Без адвоката вы из меня слова не выдавите.

— Да? — радушно улыбнулся Норгулин. Но Гусявин почуял за этой улыбочкой подвох. — И какого же ты адвоката хочешь?

— Альтшуллера из пятой консультации.

— К сожалению, ничего не получится.

— Почему, это мое право!

— Альтшуллер переселился из консультации в реанимацию.

— Как?

— Его Глен подстрелил.

Гусявину стало дурно.

— В-воды можно?

— Можно.

Зубы застучали о стакан. Тонкое стекло треснуло, и острые края порезали губы.

— Осторожнее. Потом скажешь, что в РУОПе тебя пытали.

— За что он его?

— За красивые глаза. Ну так что, будем говорить?

— Не-ет, — протянул Гусявин и со стуком поставил стакан на стол. Стакан разбился, и стекло порезало еще и руки.

— Что же ты казенное имущество портишь, Сявый? На. — Норгулин порылся в своем столе и протянул Гусявину йод и бинт, которые стянул из медицинского комплекта гражданской обороны.

Рудаков сидел в углу кабинета и с презрением смотрел на Гусявина. Светлана курила сигарету, дым уплывал в форточку.

— Сявый, — сказал Норгулин доверительно, — я сейчас тебя выпущу за недоказанностью. А Глен тебя тут же пристрелит. Он окончательно сошел с ума.

— Значит, Глена не взяли?

— Возьмем. — Норгулин мысленно обругал себя за промашку.

— Отпускайте, я с ним договорюсь.

— Отпускайте, — ухмыльнулся Норгулин. — Единственное, что я могу тебе отпустить, — это грехи, если раскаешься.

— Я даже не знаю, в чем.

— Статья у тебя, Сявый, суровая, расстрельная.

— По ней давно никому лоб зеленкой не мажут. Не надо меня на дурика брать.

— Сейчас волна пошла — борьба с бандитизмом. Это политика. Ваша шайка как нельзя лучше подходит для того, чтобы устроить образцово-показательный смертный приговор. Конечно же, с приведением в исполнение, — спокойно произнесла Светлана.

«Права, сучка, подстилка милицейская», — подумал Гусявин.

— Вы же прекрасно знаете, Гусявин, как бывает по таким делам. — Света затянулась, выпустила дымок. — Скоро все будут валить друг на друга, никому неохота идти за главного. Всем хочется жить. Не так, Вячеслав Викторович?