Елизавета Бута - Давай ограбим банк

Квартира отца — совершенно пустое и безжизненное пространство, в котором просто иногда ночуют. Светлые стены, темная мебель, повсюду коробки с так и не распакованными вещами, на каждом квадратном сантиметре пространства — документы и врачебные бланки. Уже через пару часов я понимаю, что должна отсюда поскорее убраться. Просто потому, что два привидения не должны находиться в одной квартире. За каждым домовым закрепляется свое пространство. Ведь правильно? Или я слишком долго слушала сказки? Сейчас уже кажется, что я действительно была в баре, где весело стучали кружками братья Гримм, на крыше, с которой сбрасывал своих жертв Крысолов, или лавочке, на которой так любил сидеть Гессе.

— Папа, может быть, поговорим? — спрашиваю я поздно вечером.

— О чем? Добилась своего, Верена. Добилась, молодец, — устало говорит отец.

— Что ты имеешь в виду?

— Не получилось с одним, так взяла в расход другого, — говорит он. — Так хотелось выставить себя жертвой? Хотелось, чтобы все тебя обсуждали? Чтобы каждый шаг, каждый чертов миллиметр того видео изучали под микроскопом? — спрашивает он.

— Этого мне меньше всего хотелось, — бормочу я. — Я не виновата. В том видео точно я не виновата.

Он врет, этого видео нет в интернете, есть только старые статьи, в которых оно описывается. Их и пересказал отцу Анкель. Зачем? Думаю, для того, чтобы отец крепче за него держался.

— Ты не встречалась с Флемми? — спрашивает он.

— Встречалась, но…

— Ты виновата во всем. И в том видео, и в том, что тебя взяли в заложницы. Он же хотел другую девушку взять, так?

— Да, но…

— Это такая игра есть «Да, но» называется. На все фразы так нужно отвечать. В детском саду ты была лучшей в этой игре. Но ты уже не в саду. Каково мне, как ты думаешь, осознавать, что твою дочь обсуждают повсюду? — Я никогда не видела его таким злым и… разочарованным. Вы знаете, это очень страшно — не оправдывать чужих надежд. Чувствуешь то же самое, что и когда хоронишь свои мечты.

Не знаю, что на все это сказать. Не знаю, как реагировать. Единственное, чего я сейчас хочу, — вернуться к Микки. Пусть даже он снова замурует меня в бункер или опять будет привязывать на ночь веревкой, и я буду просыпаться, не чувствуя половины тела. Пусть он меня застрелит к чертовой матери, но я не хочу быть здесь. Мне нравилось думать, что отец поддержал бы меня тогда и заступился, если бы только знал.

— Мне пора спать, — почти шепотом говорю я и иду в комнату. Завтра я найду себе жилье, чего бы мне это ни стоило.

— Завтра с утра за тобой зайдет Анкель, постарайся на этот раз все не испортить, — бросает мне отец. — На работу я тебя устрою. Будешь секретарем в моей клинике.

— Я не хочу быть секретарем, — говорю я.

— А ты больше ни на что не способна, — бросает он. — К сожалению, — чуть тише добавляет отец, когда я уже захлопываю дверь комнаты.

В ту ночь я еще долго смотрю в зеркало и разглядываю дымящийся город на своей спине. Он такой красивый и реалистичный. Кажется, что на спине вход в другое измерение. Там нарисован мир, где фениксы возрождаются из пепла. Это ненастоящий мир. Он остался там, в Кельне, на фестивале фейерверков. «И пусть мосты, которые я сжигаю, освещают мне путь». Это написано там, в придуманном городе. Над правой лопаткой. Прошлое рано или поздно догонит тебя, как бы быстро ты от него ни пытался убежать и сколько бы мостов ни пытался поджечь.

Возвращение Верены Вибек.

Оказывается, наш любимый психопат не равнодушен к фейерверкам. Это и сыграло на руку самой знаменитой на сегодняшний день жертве психопата — Верене Вибек. Двадцатилетней дочери знаменитого врача каким-то чудом удалось уговорить психопата Микки пойти на фестиваль фейерверков в Кельне. Это и спасло девушку. Ее заметили сотрудники полиции и в тот же вечер доставили в Берлин. От комментариев она отказалась. Да и вообще произвела на журналистов весьма аутичное впечатление. Этим же вечером неподалеку от набережной в Кельне был обнаружен труп мужчины, личность которого устанавливается. Рядом с телом был нарисован феникс, фирменный знак психопата по имени Микки Нокс. Расследование по делу уже началось (www.tresh-tv.de).

Черт, Микки, что ты творишь?.. И почему меня нет рядом?..

На следующий день приходит Анкель. Он звонит в дверь и приглашает меня на прогулку.

— А как же твоя работа? — с надеждой спрашиваю я.

— Я работаю на твоего отца, — напоминает он и обезоруживающе улыбается. — У тебя очень красивые глаза.

В этот момент я убить его готова. Да. У меня сегодня прекрасные сиреневые глаза. Папа, кстати, даже не заметил, что у меня линзы. Уж он-то должен помнить мой настоящий цвет глаз. Он не заметил ни линз, ни шрамов по всему телу, ни феникса в горящем городе.

Мы с Анкелем долго шатаемся по городу. Он показывает мне большие торговые центры, месторасположение наиболее «приличных» баров и ночных клубов, которые сейчас еще закрыты. Доходим до центрального парка. Здесь я предлагаю засесть где-нибудь и посмотреть фильм.

— Зачем смотреть фильмы в парке на маленьком экране и сидя на траве? — непонимающе смотрит на меня Анкель. Он правда не понимает, зачем.

— Так просто. Прости. Глупая идея, — отвечаю я. И стараюсь молчать всю оставшуюся дорогу. Кажется, что я могу еще что-то настолько же глупое сказать. Не хочется выглядеть такой уж идиоткой.

— Здесь неподалеку есть милое место, — успокаивает меня Анкель. — Что-то вроде кинотеатра.

— Вроде?

— Да, — утвердительно заявляет он.

— У тебя всегда не бар, а что-то вроде. Более модное, — бормочу я.

Альтернативный кинотеатр — это кинобар, немецкая версия грайндхауса. На вывеске значится название — «Шошанна», выполненное в духе киноафиш тридцатых годов. Внутри несколько залов. В каждом из них одна стена представляет собой огромный экран, на котором крутят какой-нибудь старый фильм. Вдоль стен и перед экраном небольшие диванчики с журнальными столиками. Центр зала уставлен креслами и столами побольше. В меню в основном алкогольные коктейли и десерты.

Куросава, Антониони, Пазолини, Кавани — это фамилии режиссеров, фильмы которых крутят в тот день. Я их знаю, но в здравом уме и твердой памяти смотреть не стала бы. Какой смысл? Фильмы нужны для того, чтобы попытаться раствориться в этой истории, а если на экране герой уже пять минут многозначительно молчит, глядя в камеру, как-то не получается раствориться.

Тем не менее место мне нравится. За стойкой рецепции сидит девушка. Она с отсутствующим выражением лица смотрит что-то на экране своего компьютера. Судя по приглушенным наушниками звукам стрельбы, понимаю, что смотрит она хороший фильм.

— Мне бы подошла такая работа, — тихо говорю я Анкелю.