Наталия Костина-Кассанелли - Найти, чтобы потерять [litres]

– Я пожертвую в собор Святого Марка сто дукатов! – сказал Капелло, благоговейно становясь на колени у подола жены, – если родится девочка. И тысячу – если родится мальчик! Если все будет благополучно, – добавил он, потому что был не просто торговцем, а умным торговцем. Негоциантом до мозга костей – даже в том случае, если договариваться надо было с Богом.

– О, дорогой! – пролепетала жена. – Тысячу дукатов!

– Да! Клянусь в этом на святом распятии! Тысячу дукатов, если у нас родится крепкий, здоровый сын! И пусть покарает меня небо, если я нарушу свою клятву!

Синьора Капелло смотрела на мужа счастливо и благодарно. Она была беременна – точно беременна, – это подтвердили и лекарь, и старая кормилица: оба заверили, что она явно в положении. И чувствовала она себя так хорошо, насколько это вообще было возможно в ее возрасте, но… На душе у женщины скребли кошки и было неспокойно. Она будто чуяла, что заплатила за собственное счастье несчастьем другой. Несчастьем своей падчерицы Бьянки.

– Я не буду это есть! – Бьянка отпихнула от себя тарелку. Кухарка, она же и служанка, пожала мощными плечами, подхватила кушанье и молча удалилась.

– Дорогая… – начал Пьетро, но Бьянка яростно перебила молодого мужа:

– Я не могу это есть! Я не могу здесь жить! Я не могу жить так ! – Она схватила со стола уже надколотую чашку и швырнула ее в стену. Брызнули осколки, не принесшие облегчения, – юная жена закрыла лицо руками и разрыдалась:

– Нас нигде не принимают! Я не могу выйти на улицу! Обо мне везде говорят! О нас везде говорят! Они говорят ужасные вещи: что тебе отрубят голову, а меня заточат в монастырь! Что я воровка! Что я ворую в тех домах, куда меня пускают! Что мы убили твоего дядю, хотя все знают, что он умер сам! Но люди говорят, что мы его отравили – прислали ему в тюрьму отравленные хлеб и вино! Чтобы он не наболтал лишнего! Что на тех улицах, где я прохожу, начинают болеть дети! Что я тебя опоила, иначе бы ты такого не сделал! Что я колдунья! Что это не тебе, а мне нужно отрубить голову! И что сына Приули я тоже околдовала и потому он окосел!..

– Ну что ты слушаешь глупую болтовню… – снова начал Пьетро, но Бьянку уже было не остановить:

– Я думала, мы будем жить как богачи! Ты говорил, что у вас во Флоренции поместье, что твои родители состоятельны, а они беднее церковных мышей! Твоя мать сама стирает, у нее даже служанки нет! Мне пришлось нанять кухарку, потому что я не могу стоять у плиты – я в жизни не прикасалась к сальным кастрюлям! А теперь мы тратим наши деньги на то, чтобы кормить твоих чертовых братьев, да еще и твоего нищего полоумного отца в придачу!

– Замолчи! – Пьетро одним махом влепил неблагодарной оплеуху. Можно подумать, ему хорошо! Он заочно приговорен к смертной казни, он не может найти работу, от него шарахаются как от прокаженного, а эта белоручка целыми днями или спит, или закатывает истерики! В то время, когда он рискует быть арестованным и выданным в Венецию, она желает развлекаться, кататься на лошадях и шить себе новые платья, вместо того чтобы помогать его матери присматривать за детьми или научиться готовить, как это и полагалось бы примерной жене! Зачем он вообще ее послушал и ввязался в эту аферу! Работал бы сейчас в банке, получил бы должность кассира, а потом и старшего кассира! Мог бы жениться на дочке управляющего и со временем занять его место! У него были блестящие перспективы – и вот чем все закончилось: Бьянкиными скандалами, битой посудой, изгнанием и приятной перспективой остаться без головы! Да зачем она ему нужна, такая голова… глупая голова! Пустая голова! Голова, которую смогла вскружить эта неблагодарная кокетка! И они даже не могут воспользоваться тем, что его жена гордо называет своим приданым, – бумаги и драгоценности объявлены ворованными и всех, кто их купит, ждут крупные неприятности. Продали кое-что, конечно… едва за десятую часть настоящей цены. Бьянка не знает, что такое бедность, не представляет, каково это – зарабатывать своим трудом! Да еще и постоянно попрекает его! Все, все могло быть по-другому, но он сам виноват в том, что случилось! И она тоже виновата!

– Нечего строить из себя жену дожа! – рявкнул он. – Ты знала, за кого выходишь! И вообще, все это была твоя идея! Взять деньги твоего отца и сбежать! Ты меня обольстила! И ты уже не была невинной, можешь не притворяться!

– В чем ты еще меня обвинишь?! – прошипела Бьянка. – Давай, не стесняйся! Скажи еще, что я тебя опоила и околдовала, что ты пошел за мной, как осел на веревочке! Да ты и есть осел! Самый настоящий осел! И если ты еще хоть раз поднимешь на меня руку, я, я!..

– И что, интересно, ты сделаешь? – зло выдохнул Пьетро. – Ты? Вернешься к своему отцу, которому ты и даром не нужна, потому что теперь у него есть сын и наследник!

Да, это был удар по самому больному, не то что добитая щербатая чашка ценой в ломаный грош. У ее мачехи и отца в Венеции родился сын. Говорят, Бартоломео Капелло пожертвовал по этому поводу в собор Святого Марка мраморный алтарь и тысячу дукатов золотом. Тысячу дукатов! За которую она могла бы купить карету, выезд, свой дом, а не ютиться здесь, у родителей Пьетро, и есть подгоревшую кашу из милости! О, как ей нужна тысяча дукатов, а не то, что она взяла по собственной глупости – принесенные в заклад чужие драгоценности и бумаги, которые не принимают ни банки, ни даже самые алчные ростовщики! Никому не хочется наживать неприятности и тягаться с могущественной Венецианской республикой! А где деньги, которые у них еще недавно были? Она помнит – у них еще должно быть золото! Куда его Пьетро дел?!

– А куда делись оставшиеся деньги? – спросила она в запале. – У нас было много денег! Где они? Я хочу их видеть… они мне нужны!

По лицу Пьетро она поняла, что попала в точку. Он что-то скрывал от нее… что-то связанное с их деньгами. С ее деньгами!

– Я мужчина, – веско сказал тот, которого Бьянка уже почти не любила, потому что любовь быстро утекает в трещины в старой посуде, в крысиные дыры по углам, в щели старой кровати… Бог мой, да у них даже ложа своего не было! Когда они с Пьетро явились в его отчий дом, родители выделили им простой тюфяк, набитый соломой, в углу общей комнаты, где спали все восемь младших Бонавентури!

– Я мужчина, – повторил Пьетро уже более уверенно. – И я волен распоряжаться деньгами по своему усмотрению…

– Где они?! – взвизгнула Бьянка. – Покажи мне их! Я хочу их видеть! Сейчас же отдай мне деньги, или…

Оплеуха, куда более весомая, чем первая, сбила ее с ног. Молодая женщина повалилась как подкошенная – но не смирилась.