Наталия Костина-Кассанелли - Найти, чтобы потерять [litres]

– Деньги!.. – в бешенстве кричала она, брызжа слюной. – Куда ты дел наше золото, негодяй?!

Внезапно Бьянка все поняла: и постоянные отлучки мужа, и его поздние возвращения среди ночи, с запахом вина, едва держащегося на ногах… «Он пропил все мое достояние… или… – она похолодела, – проиграл?!» Она знала о пристрастии мужа к игре – и какое счастье, что она спрятала часть драгоценностей в таком месте, где Пьетро до них не доберется! И… какое несчастье, что она с ним связалась!

– Ты их проиграл! – Бьянка закрыла лицо руками и зарыдала. – Ты все проиграл! О, я несчастная… как я могла тебе довериться, как я могла?!

Пьетро смотрел на жену и молчал. Да, он играл – играл, сначала мечтая удвоить или утроить состояние, чтобы открыть свою банковскую или меняльную контору, а потом – просто чтобы отыграться. Но ему не везло… не везло ни в чем, кроме любви… да и любовь ли это?! Любовь – это тайные сладостные свидания, ожидание и трепет, пойманный взгляд, оброненный платок, надушенный ирисом и фиалками, риск быть пойманным, сдерживаемые стоны, нежное тело патрицианки… А какая любовь здесь, на каменном полу, среди духоты и спертого воздуха, на гнилой соломе? Его мечта, его греза превратилась в истеричную фурию с красным лицом и растрепанными волосами, да еще и требующую у него отчета! И утверждающую, что она с ним несчастна! Да это он несчастен, это он все потерял! Но, возможно, еще есть шанс все поправить… он знает один кабачок, где на кон вместо наличных можно поставить жемчужную сережку или золотую пряжку – и никто не спросит, откуда ты это взял. Он отыграется… он сможет! Нужно только выведать у Бьянки, куда она дела драгоценности. Она не все ему отдала… у него хорошая память – как-никак он занимался банковскими расчетами! Он должен забрать у нее оставшиеся украшения… он уже искал, но ничего не нашел. Хитрая тварь, куда она их дела?! Но чтобы она их ему отдала, он должен быть с нею нежен…

– Дорогая, – сказал Пьетро, опускаясь рядом с женой на нечистый пол. – Прости меня, любимая… я был несдержан. Я люблю тебя, и я все исправлю… Скажи мне, мое счастье, ведь у нас еще кое-что осталось, да? Мы должны выбраться из этой ямы, в которую угодили, и если мы будем помогать друг другу и любить друг друга, как ты обещала это в церкви перед алтарем – почитать меня как своего мужа и слушаться меня во всем, – мы встанем на верный путь…

Он говорил и говорил, гладил ее по голове и по рукам, потом начал мять ее грудки – пухлые, но одновременно такие упругие! Задрал ей юбку, начал целовать между ногами… Она стонала и подавалась к нему – и сказала бы ему, точно сказала, но тут в комнату ввалилась целая гурьба младших Бонавентури, перепачканных, орущих, воняющих потом, луком и чесноком…

Бьянка села, мгновенно, рывком опустила юбки и сказала со звенящей в голосе ненавистью:

– Нет!

– Хм!.. – произнес Ник Ник, кивая на стопку распечатанных листов. – Ну и фантазия у вас! Средневековые страсти-мордасти! Паноптикум на развалинах Помпеи! Честно говоря, я вам даже как-то завидую… чтобы вот такой всплеск из-за каких-то там бывших королевских регалий! У меня лично так воображение не работает.

– У вас, почтеннейший Николай Николаевич, включены другие опции, – ответил я довольно холодно, но он будто не заметил и продолжил резвиться:

– И любопытно, у дожа Приули в самом деле был косоглазый сын?

– Вполне может статься. И дожи бывают не дюжи, – пробормотал я, сдерживаясь, чтобы не выдернуть у него из рук часть моей работы, на которую он не имел никакого права.

– Мне даже любопытно стало, а что будет дальше? Как станет развиваться сюжет? Что станется с Бьянкой и Пьетро?

– А вы в интернете посмотрите, – сухо съязвил я. – Там все о них есть.

– Не-е-е-т, – протянул он. – Так мне неинтересно! Я подожду, пока вы, Лев Вадимович, изложите свою версию. Уж она наверняка не станет повторять интернетовскую!

– Почему же не станет? – удивился я. – Против фактов не попрешь… а я и не собираюсь! Хотя факты эти часто совершенно недостоверны. Так… кто-то кому-то что-то сказал… Сплетни, слухи, домыслы – словом, вольная интерпретация…

– Почти как у вас, – все не унимался мой работодатель, который, видимо, никак не мог угомониться после того, как его команда не обнаружила в моем телефоне никакого криминала, да еще и бесцеремонно вторглась в мою частную жизнь, прошерстив личную переписку. И даже интимные фото ими были просмотрены, да наверняка еще и прокомментированы!

– Можно спросить, Лев Вадимович?

– Спрашивайте, Николай Николаевич…

– Хорошо, спрошу. Но сначала, как говорится, расставлю все точки над i. Вы совершенно напрасно дуетесь – это не я сунул в машину ваш телефон. Не будь этого, ваша частная жизнь меня совершенно не интересовала бы… да я и не вникал, если честно. Поверил на слово специалистам, что все в порядке. Ну что, мир?

– Худой мир лучше доброй войны…

– Я тоже так думаю. Но все-таки фантазия у вас удивительная. Удивительная!

– Я не падок на грубую лесть, – отрезал я.

– Я тоже, – наконец иссяк он.

– В работе над вашим жизнеописанием я буду придерживаться лишь достоверных фактов, – пообещал я то, чего выполнить никак не смог бы: мне приходилось верить Ник Нику на слово, да и как бы я проверил эти самые факты, интересно?!

– Разумеется, я не папа римский и не венецианский дож… я всего лишь предприниматель и немножко коллекционер…

Как же, немножко! Любопытно было бы взглянуть на полную коллекцию никниковских раритетов! Но вряд ли он сочтет меня достойным… Настроение у меня совсем испортилось. Сегодня мы с нашим олигархом были как сообщающиеся сосуды, причем в моем случае настроение стремительно падало, будто кто-то давил на меня сверху, а у него жизнерадостность перла вверх и зашкаливала. Ник Ник разливался соловьем, повествуя о своей студенческой молодости, вспоминая и смакуя, хихикая в нужных местах и даже повизгивая от удовольствия. Я же просто сидел, скрестив руки на груди и не делая никаких заметок. Диктофон на что? Вот и пусть потрудится…

– …и мы решили собраться там на Новый год. Родители моей подружки уехали, и…

Я сидел, вглядываясь в чистую стену напротив, как в туго натянутый экран. Вот сейчас в зале погаснет свет, соседи перестанут скрипеть креслами и шуршать шоколадной фольгой, кашлять и шушукаться – и начнется фильм. Исторический. О Бьянке Капелло и Пьетро Бонавентури. Фильм, который я могу вызвать всего лишь силой своего воображения. И пусть себе Ник Ник булькает за кадром, озвучивая свое комсомольское прошлое, – он мне не помешает. Мне вообще ничего не может помешать… только помочь. Да, у меня буйная фантазия, вызывающая к жизни странные образы и воскрешающая людей, давно превратившихся в прах. Для меня они все еще живы… более чем живы! Они страдают, любят, совершают дерзкие и непредсказуемые поступки… или же убийства во времена Средневековья были весьма предсказуемы? Этого я не знаю. Как не знаю и того, куда повернет сюжет. Иногда мне кажется, что это не я его придумываю, а он сам ведет меня за собой куда вздумает. И мне совсем не любопытно, что там натворил молодой Николка в новогоднюю ночь… история наверняка пикантная, если уж он решил мне ее поведать, но вряд ли более занимательная, чем жизнь Бьянки Капелло. Женщины, которая вошла в историю под прозвищем Колдунья. Красавицы, наплевавшей на мораль и приличия, в пятнадцать лет сбежавшей из дома. Я расскажу о ней свою историю, которая не может считаться канонической, но мне этого и не нужно. Итак, Италия, Флоренция, шестнадцатый век. Бьянка Капелло, пожалуйте на сцену. Ваш выход!