Наталия Костина-Кассанелли - Найти, чтобы потерять [litres]

Да, мне не было до Лин никакого дела – и потому, что я подписал контракт, и еще потому, что меня все больше и больше захватывала идея нового романа – исторического, да, исторического! «История умалчивает о многих историях»… Кто это сказал? Булычев, кажется? Нет, какой там Булычев! Булатович. Юзеф Булатович, польский остроумец, часто попадавший своими афоризмами в самую суть вещей и проблем. Да, история умалчивает слишком о многом… поэтому ей и нужны рассказчики. Такие, как я? Слишком многословные, с необузданной фантазией? Любители сочинять детективы и сказки? А почему бы и нет? Да, почему бы и нет!

Николай Николаевич не спешил начинать новую главу в своем собственном повествовании. В своей истории, состоящей по крайней мере из пяти грустных романов. Трагедия в пяти актах… и бог его знает, что еще было в жизни этого человека – кроме сломанных ребер, предательства, убийства близкого человека и крушений надежд…

«Интересно, а есть ли у него дом? – вдруг подумал я. – Строил ли он своим женщинам дома, где они становились настоящими хозяйками? И есть ли у него дом сейчас? Или же он так и скитается из отеля в пансионат, из гостиницы в следующую гостиницу… Не отсутствие ли своего дома – пунктик этого человека, терявшего дом как понятие и пристанище раз за разом? Недаром тут, где, по его словам, он проводит половину времени в году, у него даже собственные апартаменты с сейфом имеются! А у тебя самого, – неожиданно поинтересовался я, – есть ли дом, Стасов? Настоящий дом, а не захламленная конура, куда стыдно привести женщину? И не потому ли ушла Кира, что почувствовала – ты не живешь настоящим, нет у тебя настоящего, Лева! Некоторые птицы и звери не роют нор и не строят гнезд, а занимают брошенные и никому не нужные. С запахами запустения и одиночества… И ты почти так же – тебе все равно, где жить, потому что ты не живешь в реальности. Ты постоянно проваливаешься в какие-то норы твоего больного воображения, поэтому-то и взял первое, что под руку попалось, – с видом на автомагистраль, с невыносимыми звуком и запахом, – хотя мог бы жить совсем в другом месте! Но тебе все равно, где жить… ты обитаешь внутри собственных иллюзий! Но только женщины – они совсем другие. Им нужен настоящий дом, а не стоящее на песке нечто, которое может рухнуть в один миг! Рухнуть и погрести под собой так любовно налаженный быт – который важная часть их мира, их самих!»

– Ну что ж, начнем? – прокашлявшись, спросил человек, также не имеющий подлинного дома, но нисколько не тяготящийся этим. Потому что имел нечто неизмеримо большее – полную свободу выбора. И он выбирал не иметь, в то время когда другие просто брали то, что им подворачивалось. Как большинство. Как и я.

– Да, конечно! – вежливо ответил я, человек без настоящего дома. Как и та, о которой ему, этому неприкаянному человеку, так хотелось писать. И хотелось поскорее избавиться от этой ненастоящей работы, за которую платили реальные деньги, чтобы вернуться к себе, во временное пристанище, выбранное другим, и в нахлынувшем азарте стучать по клавишам, вызывая из небытия образы – проекции давно умерших людей. Чтобы вкладывать в их уста слова, которых они, возможно, никогда не говорили, и вдувать в них душу, в которой, может быть, они не нуждались. Вместо души у этих людей были амбиции, страсти, необузданные желания – и кольцо. Перстень всевластия. Аляповатая, слишком крупная, до полной безвкусицы, штуковина с красным камнем-глазом. Этим людям казалось, что они сами идут по жизни, сами торят путь – но на самом деле ими владел камень. Именно он толкал их в нужном направлении, это он требовал убить и очистить путь – на самый верх их желаний, которые на самом деле были его желаниями.

Я старательно записывал и делал пометки, но мысли мои блуждали не около истории Николая Николаевича Никитича – ими безраздельно владела Бьянка Капелло, она же Бонавентури, женщина, отчаянно желающая иметь свой дом. Женщина, в чем-то похожая на покинувшую нас Лин. Женщина, жаждущая счастья.

Великая герцогиня Тосканская и законная жена герцога Франческо I Медичи дохаживала последние недели беременности. При дворе перешептывались, что теперь у худосочной австрийки точно должен родиться мальчик – после шести девочек и только одного сына, умершего во младенчестве. Да, Иоанна тоже надеялась, что наконец родит наследника, здорового и крепкого. Почему у нее не рождаются сплошь сыновья, как у некоторых? Шесть девочек за двенадцать лет брака, две из которых появились на свет столь хилыми, что не дожили и до года!

Герцогиня, унылая и меланхоличная от природы, постоянно болела и жаловалась – жаловалась и болела. Беременность не красила и без того некрасивую австрийку, но Бьянка, находящаяся в самом зените зрелой женской прелести, втайне ей завидовала. Пусть бы и у нее распухли губы, лицо стало одутловатым и пошло пятнами, пусть даже ноги стали бы как две колоды! Ничего, она бы все стерпела! Но она, Бьянка, все эти годы бывшая для Франческо больше чем женой, так ни разу и не забеременела, хотя герцог проводил с любовницей куда больше времени, чем с законной супругой.

Бьянка также была предана возлюбленному душой и телом – с самого первого дня, когда он властно коснулся ее, словно давая понять: отныне ты моя! И с этого же дня она не давала Пьетро дотронуться до себя, гнала его с супружеского соломенного ложа – впрочем, таковым оно оставалось недолго. Герцог приблизил игрока и изгнанника Бонавентури и осыпал его милостями. Отныне Бьянка была женой не игрока и бездельника, но государственного мужа! Пьетро, разумеется, приписал неожиданное возвышение исключительно собственным деловым качествам, которых, кстати, у него было крайне мало, но зато гонора и заносчивости – выше крыши! Дурачок, он возомнил себя равным флорентийским законодателям и патрициям. Он неумно умничал, интриговал и нарывался на скандалы, в то время как его жена лишь смиренно благодарила его светлость за милости – а благодарить было за что!

Франческо выстроил для нее дом – не дом, а настоящий дворец, равного которому по изяществу и богатству отделки не было в городе. Герцог сходил с ума по Бьянке, не зная, что еще преподнести возлюбленной и чем ее порадовать. К ее ногам уже были принесены сады и виллы, драгоценная утварь и нежнейшие ткани, меха и вина, ковры и изысканная мебель, украшения и деньги. У нее было все – все, включая даже его сердце! Все, кроме положения законной супруги… этого он ей дать не мог – или не пожелал? Как рыдала она, узнав, что возлюбленный женится, вернее, уже женился, не поставив ее в известность или хотя бы извинившись, объяснив ей то, что она и сама прекрасно понимала: принцы не берут в жены тех, кого действительно любят. Венценосцам подыскивают невест, исходя из династических соображений. Кроме того, Бьянка тогда еще не была вдовой. Она была обвенчана с этим ничтожеством, с Пьетро, который так задрал нос от своего нежданного и бурного возвышения, что не видел камней под ногами и совсем перестал соображать, что делает, постоянно пьянствовал и развратничал.