Мари-Бернадетт Дюпюи - Скандал у озера [litres]

– Теперь место заражения здоро́во, весь гной вышел. Я зайду завтра утром, чтобы продезинфицировать гнойник.

– Черт возьми! На все это уйдут мои последние сбережения!

– Я вам уже говорила, что нет, – улыбнулась Жасент, привыкшая к несправедливым обвинениям старика. – Вы уверены, что ваш сын зайдет сегодня вечером, чтобы приготовить вам ужин и растопить печь?

– Ну да! А вам лучше скорее возвращаться домой, идти-то не близко.

Медсестра Дебьен надела шерстяное пальто и шапочку, повязала шарф, натянула рукавички. По совету своего супруга она носила подбитые мехом сапожки с маленькими железными шипами на подошве.

– Ходьба не страшит меня, дорогой мсье. Увидимся завтра утром! Заодно зайду к вашим соседям, Руа, – их сын Валентен подхватил сильный бронхит. Я делаю ему припарки из горчичной муки. Это очень неприятно.

Старик Эфраим ухмыльнулся, обнажив свои гнилые зубы. Завернутый в клетчатый домашний халат, он проводил все свое время в кресле у печки.

– Передайте привет этому плуту Озиасу. Десять лет назад он купил у меня пастбище на берегу реки Ирокуа. Тогда я завысил цену втридорога. Напомните ему об этом, пусть немного поворчит на меня.

– Непременно, мсье Лекюйер, но только завтра. А пока я поспешу вернуться домой.

Жасент вышла и с облегчением вдохнула ледяной воздух. После долгого дня обхода пациентов на дому ей не терпелось вернуться в свое жилище, где ее ждал Пьер в компании полугодовалого щенка Томми. Вскоре за ужином они расскажут друг другу о том, как прошел их день.

После свадьбы молодая чета занялась обустройством своего нового жилища. Отказавшись от гостиной в традиционном понимании, которой обычно пользуются довольно мало, они по-своему решили обустроить помещение, где они готовили, принимали пищу за круглым столом и проводили время у широкой печи. Так, смотровая Жасент служила исключительно для приема пациентов, которых со временем становилось все больше, – место доктора Фортена до сих пор никто не занял.

Если Жасент сталкивалась со случаями, вызывающими у нее опасения, то отправляла пациентов в больницу Роберваля или же связывалась с доктором Ланжелье из Сен-Метода – у него был телефон.

Осторожно ступая по заледеневшей дороге, Жасент мысленно подводила итоги истекших трех месяцев своей новой жизни. «Редко когда я была так счастлива. Временами меня мучает чувство стыда… будто бы я понемногу забываю Эмму. Даже Сидони избегает говорить о ней».

Когда она поделилась своими переживаниями с Матильдой, целительница успокоила ее:

– Жизнь берет свое, детка! Твоя сестра, где бы она ни была, должна сейчас радоваться тому, что ты хорошо устроилась, что вышла замуж за человека, которого избрали для тебя звезды.

Одно было несомненно: разделять свои дни с Пьером было для нее невероятным удовольствием. Между ними царило полное согласие, а по ночам, в своей широкой уютной постели, они еще больше укрепляли свое сказочное взаимопонимание.

«Господи, грядет Рождество, счастливое время праздников, – подумала Жасент, любуясь украшенной витриной универсама. – Но тайна исчезновения Анатали так и не раскрыта. В прошлое воскресенье Журден заявил, что мы сделали все, что было в наших силах, и что наша племянница наверняка мертва. По крайней мере, мы все пытались ее разыскать. Объявления в нескольких газетах, которые держались на протяжении не одной недели, письма, телефонные звонки… все безрезультатно. Пьер говорит, что упоминание имени девочки могло спутать нам карты».

Она остановилась, чтобы рассмотреть витрину, освещенную гирляндой из маленьких разноцветных лампочек. Низ был застелен белой тканью, пучки хлопка имитировали снежные сугробы, повсюду искрились блестки. На витрине были представлены игрушки: фарфоровая кукла, наряженная в длинное велюровое платье, куколка без одежды, помещенная в железную мисочку, картонные коробки с головоломками, уменьшенная модель автомобиля, к которому прилагался ключ для приведения колес в движение…

Да, Жасент в детстве могла о таком только мечтать: на праздники она получала перекошенную фигурку Христа из розовой карамели или же связанные Альбертой вещи – носки, рукавички или шарф.

«Я бы так хотела поставить рождественскую елку! Я видела фотографию в одном из журналов Сидони», – думала она.

Внезапно ее кто-то толкнул. Неудивительно – на затвердевшем во время ночных заморозков снегу было очень скользко.

– Я не нарочно, – промямлил хриплый голос.

– Паком, это ты? – удивилась Жасент. – Где ты пропадал последние две недели? Матильда переживала за тебя.

Из-под старого тряпья, в которое был укутан Паком, выглядывали только покрасневший нос и влажные от слез глаза.

– Меня здесь не было. Мне нельзя видеть Матильду, мама не хочет.

– Я знаю, Паком. Мне так жаль! Мой муж нарубил Матильде дров вместо тебя.

– Я был далеко, не здесь. Плохая больница, плохая мама.

С этими словами он уставился на выставленные в ряд перед игрушками пакетики со сливочной карамелью.

– Никуда не уходи, – сказала ему Жасент. – Я куплю тебе конфет.

Она бросилась в магазин, купила сладости и вышла на улицу. Обрадованный Паком спрятал лакомство в карман куртки. Онемев от счастья, он осмелевшей походкой зашагал прочь. Растроганная молодая женщина поспешила к улице Лаберж. Стоило ей переступить порог прихожей, как навстречу ей радостно выбежал щенок. Весело тявкая и виляя хвостиком, он подпрыгивал у ног хозяйки и покусывал ее сапоги.

– Благодаря Томми я знаю, что ты вернулась! – крикнул ей Пьер, спускаясь по лестнице. – Моя дорогая, ты, должно быть, устала. Как бы мне хотелось, чтобы ты сейчас отдохнула, дома, в тепле!

Молодые супруги обнялись и обменялись страстным поцелуем. Однако слова Пьера удивили Жасент:

– Почему ты так говоришь? Я сейчас и собираюсь отдохнуть!

Забавляясь озадаченным выражением лица Пьера, она уже начала раздеваться, стягивая с себя шапку и шарф.

– Тебе снова нужно идти, тебя хочет видеть кюре. Только что звонил викарий.

Жасент на мгновение замерла. Священник, который ее окрестил и сочетал браком, был тяжело болен и в последние дни не вставал с постели. Вместе с Матильдой женщины пытались облегчить его страдания, но доктор, которого экстренно вызвали из Роберваля, был настроен пессимистически. Он считал, что уже ничего нельзя было сделать. Опухоль, предсказанная целительницей, распространилась по телу.

– Что ж, тогда я пойду, – с сожалением ответила Жасент. – Не жди меня к ужину. Я не смогу ему ничем помочь, но если он хочет меня видеть…

Жасент взяла свою дорожную сумку для инструментов, повесила ее через плечо. Пьер еще раз поцеловал супругу, ласково провел рукой по ее щеке.