Мари-Бернадетт Дюпюи - Скандал у озера [litres]

Сидони растерянно опустила голову:

– Не говори глупости, Лорик. Жизнь священна. Нужно иметь мужество перебороть все испытания, чтобы двигаться дальше. Наша мама – тому пример. Она неимоверно страдает, но держится ради нас, ради папы и дедушки. Ладно, хватит болтать, спускаем мой «Зингер»! Сегодня мы будем ужинать здесь, у нас. Я хочу зажечь печь и камин в гостиной, приготовить пирог со свининой. Я знаю, что родители будут рады оказаться дома. К счастью, вода не причинила ему серьезного ущерба.

По дороге в мастерскую юной портнихи они не обменялись больше ни словом. Сидони установила машинку на место, затем, все еще не глядя на брата, принялась разжигать свою маленькую деревянную печку.

– Нужно убрать отсюда воду, – пробормотала она.

Северо-восточный ветер продолжал свистеть и завывать на крыше. От этого стоял такой оглушительный шум, что брат с сестрой не сразу разобрали пронзительные крики, смешавшиеся в единый сумасшедший концерт. Привязанная цепью собака их ближайшего соседа Жактанса Тибо принялась яростно лаять. Неожиданно Сидони показалось, что ей удалось разобрать знакомый голос.

– Скорее, кажется, это мама! – воскликнула она, увлекая брата за собой на крыльцо. Зрелище, которое предстало перед их глазами, поначалу их ошеломило. По грязной дороге бежала Альберта, босая, в ночной рубашке, поверх которой была надета юбка; взгляд у нее был дикий, длинные темные волосы развевались на ветру, а из груди вырывался непрекращающийся вопль:

– Эмма! Эмма! Эмма!

– Боже мой! Мама! – прошептал Лорик, придя в ужас. – У нее снова припадок, она окончательно сходит с ума!

Артемиз и Жактанс наблюдали за этой сценой, укрывшись под своим навесом.

– Она держит листок бумаги, – заметила Сидони.

Альберта активно жестикулировала и кричала, не переставая звать Эмму. Но два этих крохотных слога растворялись в окружающем грохоте.

– Нужно ее остановить, она бежит прямо к озеру, она хочет утопиться! – встревожился Лорик. – Бежим!

Они поспешили к матери, решительно настроенные задержать ее, помешать совершить этот отчаянный поступок. Однако, к их огромному удивлению, несчастная сама бросилась к ним навстречу.

– Письмо, это Эмма, я нашла письмо Эммы! – прокричала им Альберта, размахивая листком бумаги. – Шамплену не удалось его спрятать. Мои детки, мои бедные детки, ваша сестра покончила жизнь самоубийством! Мой прекрасный цветок, мой лучик солнца! Она убила себя из страха перед отцом!

Сидони протянула к матери руки, но Альберта отрицательно покачала головой.

– Я тоже хотела бы броситься в озеро! Если бы вы знали, как бы это облегчило мои страдания! Больше никаких мыслей, никакой боли здесь, в сердце! Но я не сделаю этого ради вас, ради Жасент и ради дедушки, который этого не вынесет!

– Мама, прошу тебя, успокойся! – умоляла Сидони, привлекая мать к себе.

Альберта не сопротивлялась. Она вручила Сидони прощальное письмо Эммы, помятое, мокрое от капель дождя и слез.

– Я заберу его! – сказала Сидони. – Я хочу его прочитать и спрятать. Его нужно сохранить.

– Вы не удивлены! – воскликнула Альберта. – Вы все об этом знали, а мне никто даже слова не сказал! Я имела право знать правду. Моя дорогая малышка ждала ребенка; утопившись, она убила и его.

– Мама, мне жаль, – сказал Лорик. – Папа заставил нас пообещать сохранить это в тайне, чтобы пощадить тебя. Понимаешь? Он считал, что будет лучше, если ты поверишь в несчастный случай.

– Но это не несчастный случай! Моя малышка, должно быть, бродила где-то возле нашего дома, обезумев от стыда и страха, и предпочла смерть стычке со своим отцом, с этой грязной скотиной!

Изумлению Сидони не было предела. Еще никогда их мать не высказывала ни единого замечания, ни единого упрека по отношению к своему супругу.

– Он воспользовался ситуацией! – задыхалась Альберта. – Он осмелился опубликовать статью, чтобы использовать в своих интересах гибель Эммы, сделать из нее жертву паводков! На этот раз ему не будет прощения!

– Пойдем в дом, мама! – взмолилась Сидони. – Я найду для тебя какую-нибудь одежду и обувь, причешу тебя. Жактанс с женой смотрят на нас. Они не могут нас слышать, но все же!

– Пусть слушают, – отрезала мать. – Я могу пойти к ним, рассказать то, что узнала, меня это не волнует. Я в ярости, дети мои, да, в безудержной ярости.

В этот момент Лорик показал сестре на упряжку, которая приближалась к ним галопом. Оба узнали лошадь; в повозке, держа вожжи в руках, стоял их отец. Он боролся с порывами ветра, его седые волосы свободно развевались, его мощное тело с трудом удерживало равновесие. Альберта тоже обернулась. Увидев супруга, женщина нахмурилась.

– Господи, ты жива! – пробормотал Шамплен, остановив Звонка во дворе фермы.

Он быстро выпрыгнул из повозки – его бледное как мел лицо осунулось.

– Не приближайся! – завопила Альберта. – Я ненавижу тебя, проклинаю! Единственное, что для тебя важно, – это земля, твоя земля, зерно и сено! Когда я вышла за тебя, я стала вкалывать как проклятая, потому что ты покупал все новые участки, которые нужно было вспахивать и возделывать! По твоей вине я потеряла троих малышей: я изводила себя, но никогда не жаловалась! Да, троих малышей, которые вышли из моего живота, вышли в болях и страданиях, но я молчала. А теперь я потеряла Эмму, мою дочь. Почему, Шамплен? Давай, скажи мне, почему?

Фермер, словно каменное изваяние, оторопело смотрел на супругу, как будто видел ее впервые. Понимая, в каком оцепенении находятся сейчас Сидони и Лорик, он успокаивающе поднял руку:

– Бедная моя Альберта, ты все еще бредишь. Приедет доктор и сделает тебе укол. Дети, отведите мать на улицу Лаберж и уложите ее в постель.

– Нет, я не хочу никаких уколов и ложиться тоже не буду. Я возвращаюсь сюда, к себе, в свой дом, и я запрещаю тебе переступать его порог, Шамплен Клутье! Больше ты ко мне не прикоснешься, клянусь перед Господом Богом!

Сидони, ошеломленная и шокированная, разразилась рыданиями. Так же, как и отец, она открывала для себя другую Альберту – разрумянившуюся от гнева, с растрепанными волосами. Но худшее было впереди. Лорик за руку отвел мать в сарай – возможно, из желания избежать любопытства соседей. Шамплен, как обычно, пошел туда распрягать лошадь.

– Оставь меня, сынок!

Приказ матери прозвучал, словно удар плетью.

Лорик отступил назад и обнял Сидони за плечи. Они наблюдали за тем, как родители, стоя в двух метрах друг от друга, затеяли перебранку.

– Спрашиваю тебя еще раз, Шамплен, – кричала Альберта, направляя на мужа указательный палец. – Почему Эмма так боялась тебя? Я могу ответить за тебя: как только ты понял, что она любит танцевать, наряжаться и кокетничать, – ты стал угрожать ей, что один неверный шаг – и ты отрекаешься от нее. Своим ремнем ты постоянно отбивал у нее охоту к веселью. Но от кого же она унаследовала свой темперамент, от кого?