Миермилис Стейга - Последняя индульгенция. Кондоры не взлетели

— Слушай, Алина! — наконец спохватился Юрий. — Да у тебя ума палата.

— А ты сомневался, — краснеет она.

— Нет, совсем нет, — оживляется Юрий и начинает помешивать ложечкой кофе. — Не помню, кто из мудрецов это сказал — что движение мысли есть самое интересное движение, иначе говоря, процесс мышления — это самый интересный процесс. Точно не помню.

— В сущности это одно и то же, — ее лицо светится от возбуждения, она довольна. — Давай пить кофе, а то остынет!

Они с удовольствием принимаются за кофе с пирожными.

— Знаешь, Юрий, — немного погодя снова заговаривает Алина, — те, кто презирает и угнетает, — они сами рабы. Ведь раб не тот, кто нищ, а тот, кто беден душой, разумом. Он раб по природе, по своей сути. Он будет кланяться сильному, всеми силами стараться ему угодить. С радостью будет давить слабого, беззащитного. Самоутверждаясь тем самым в собственных глазах. Рабы не способны к единству. Они вечно между собой ссорятся. На этом основано рабство. Это выгодно хозяевам. Как только рабы объединятся, они перестанут быть рабами. Но длится это недолго. Рабы не выдерживают свободы. Среди них всегда найдутся предатели, которые захотят угодить сильному. Рабы в своей среде не терпят не-рабов — более умных, ловких, развитых, сильных духом, тех, кто стремится к свободе, к настоящей свободе. Таких людей их среда отторгает. В сущности, раб не жаждет свободы, она ему не нужда. Он доволен рабством и не знает, что делать со свободой. — Алина вздыхает и вытирает салфеткой рот. — Мы говорили о рабах, в другой раз расскажу тебе про господ и сама еще не знаю про что, — смеется она.

— Насчет рабов ты права, — серьезно говорит Юрий. От волнения он хуже выговаривает «р». — Так и обстоит дело в зоне, в заключении то есть. Там командует сильный и жестокий. Он подминает под себя более слабых, но боится того, кто сильнее. Там правят волчьи законы. Тюрьма лишает человека не столько свободы, сколько самоуважения и облика человеческого. Человек там становится диким зверем с его первобытными повадками и инстинктами. Он деградирует и живет в другом, темном мире. А когда оттуда выйдет — он как с луны свалился, не может найти свое место в жизни и скоро опять попадает в зону.

— Ты был в заключении? — вставляет Алина, пристально на него глядя, словно впервые его видит.

— Да, к сожалению, был, — зло бросает Юрий, жалея, что разговорится.

— А за что? — В ее голосе не осуждение, но сочувствие.

— Это долгая история, в другой раз расскажу, — машет он рукой, и Алина понимает: он раскрылся лишь на мгновенье и снова запер на замок свою душу.

Но Юрий неожиданно говорит:

— Что бы ты сделала, если бы твоему лучшему другу грозила смерть?

— Все, все возможное и даже невозможное, — горячится Алина. — Головой бы стену прошибла, всех на ноги подняла, — спешит она убедить Юрия.

— А если ты бессилен и ничего не можешь сделать?

— Человек не бессилен. Он очень силен. Он даже не знает, на что способен, и часто сам себе удивляется — как здорово он действовал в решающий момент!

— А если он теряется, боится?

— Значит, он раб, раб каких-то условий или обстоятельств. Условность — самый опасный враг человека. Они заставляют приспособляться к обстоятельствам, и человек теряет свое «я», свое лицо, индивидуальность.

Юрий молчит, напряженно думает.

— Да, это так, — коротко бросает он, — я тоже всего лишь раб, жалкий раб.

— И тебя это мучает, мешает жить? — в ее голосе сочувствие.

— Да, мучает, иногда просто жить не хочется.

— От того, что мучает, надо освободиться, сбросить с плеч.

— Поздно. Заколдованный круг. Не смотри на меня так. Больше я ничего не скажу.

— Не говори, Юрий, не говори, я ничего не спрашиваю, я тебе верю.

На глаза его снова набегает влага. С малых лет он никогда не плакал. Он отворачивается, потом говорит:

— Это и есть то единственное, что мне от тебя нужно, что мне сейчас так необходимо. Понимаешь…

— Да, понимаю.

Подходит официанточка и подает счет. Юрий платит. Они поднимаются.

Алине грустно.

— «Не тащите за собой прошлое, — говорит она, — это тяжелая ноша». Чьи это слова?

— Не знаю, — вздыхает Юрий. Он чувствует облегчение, как будто часть своей тяжелой ноши передал Алине.

— Вы, видно, занимаетесь спортом, — говорит Марис Спрогис, глядя на мускулатуру инспектора рыбоохраны, проступающую под тонкой трикотажной футболкой.

— Вы угадали, боксом, — охотно поясняет Клявиньш. — Второй разряд, до мастера еще не дотянул, — небрежно бросает он, а лицо заливает довольный румянец.

— Мне больше нравится карате, — желая поддержать разговор, сообщает Марис. — Намного шире возможности развернуться. Бокс, мне кажется, слишком консервативный вид спорта. Он переходит, я бы сказал, в разряд исторических. Вам не кажется?

— Почему же? — с неудовольствием отвечает Ян. — У каждого спорта свои преимущества. Не думаю, чтобы каратист мог устоять против квалифицированного боксера. Карате — спорт для всех, да это, пожалуй, даже не спорт, а средство самозащиты. Тут не нужно особой физической подготовки, выносливости, постоянных тренировок, — горячо защищается инспектор. — Это все равно что приобрести оружие. А бокс — спорт аристократический.

— Ну-ну, — возражает Марис. — Именно карате требует физического развития, подготовки и постоянных тренировок. Карате — современный спорт.

— Тут вы ошибаетесь, — не сдается Ян. — Карате идет из далекого прошлого и гораздо старше, чем бокс. Только пришло оно с востока, а бокс — с запада.

Молодая женщина — следователь, которая сидит против Мариса и допрашивает облезлого парнишку, поднимает на них глаза и, прислушиваясь к разговору мужчин, перестает писать. Однако, не услышав ничего интересного, заканчивает свои записи, придвигает поближе пишущую машинку и начинает так на ней стучать, что Марису и инспектору трудно расслышать друг друга.

Кабинеты в районной прокуратуре небольшие и довольно бедно обставлены. В иных кабинетах из-за нехватки помещений сидят по двое, по трое. И мешают друг другу.

Однако в последнее время теснота не так остро чувствуется. Не потому, что им дали дополнительные площади. Нет. С этой трудной и неблагодарной работы следователи уходят, один за другим увольняются, а новые на их место не приходят. Следователи русской национальности уезжают в Россию. Здесь их донимают проблемы гражданства и языка. Не говоря уж о прямо-таки ничтожной зарплате. Солидные, опытные следователи-латыши тоже уходят. Одни создают юридические фирмы, бюро, другие активно включаются в бизнес. Чего ради день и ночь мучиться с восемнадцатью-двадцатью уголовными делами за плату, не достигающую даже официального прожиточного минимума! Преступность растет не по дням, а по часам. А работать некому! Уголовные дела месяцами лежат без движения в сейфах. Все это проносится в голове следователя Мариса Спрогиса, пока его коллега стучит на своей старой раздрыганной машинке.