Геннадий Дмитриев - Погашенная луна

— Россия уже имела в качестве союзника страны Антанты, ничего хорошего из этого не вышло. Думаю, Вы правы, господин Зольднер, Германия — достойный союзник для России.

— Где же Вы видите своё место в будущей сильной и свободной державе?

— Я вижу себя во главе армии.

— Достойный ответ! Думаю, совместными усилиями мы сможем осуществить Вашу мечту.

— Это не мечта, это реальная оценка своих способностей.

— Ну, что ж, тем лучше.

В тот же вечер Генрих доложил Карлу Хаусдорфу о своей беседе с подпоручиком Тухачевским. В обширном зале крепости, где находился кабинет Хаусдорфа, было прохладно, огонь камина не давал тепла, сырость весны семнадцатого года сочилась сквозь щели узких, высоких окон. Хозяин кабинета сидел в кресле с высокой спинкой за письменным столом, он жестом указал Генриху на кресло напротив себя, и выслушав его доклад, сказал:

— Что же, весьма неплохо, достойная кандидатура для наших планов. Продолжайте работать с ним, он скоро понадобится. Временное правительство в России слишком временно, чтобы быть правительством. На него мы не можем делать ставку. Не сегодня, завтра, к власти придут большевики.

— Почему большевики?

— Больше некому.

— И Вы всерьёз думаете, что с Лениным и большевиками можно строить далеко идущие отношения?

— А почему бы, и нет? Нам не важно, какая власть будет в России, важно, какую роль в судьбе России сыграет Германия. Продолжайте работать, Генрих, обратите внимание на французов, есть ли среди них те, кто разделяет наши геополитические идеи?

— В наших геополитических идеях нет места Франции, вряд ли кто-то из французских офицеров может разделять наши взгляды на будущее устройство мира.

— Франция не должна нам мешать. И это главное. Сейчас идите, работайте. Настроение этих офицеров, когда они вернутся в свои страны, неизбежно будет иметь влияние на умы обывателей. Те, чьи государства лежат в сфере наших интересов, должны разделять наши убеждения, а те, остальные, должны быть убеждены, что мир должно устроить только так, и никак иначе.

Наблюдая за французскими пленными офицерами, Генрих обратил внимание на капитана Пьера Жерве. Что-то подсказывало ему, профессиональному разведчику, что тот отличается от обычных военнопленных, заброшенных на территорию противника волею обстоятельств. После индивидуальных бесед, Тухачевский, в среде военнопленных, всё чаще заводил откровенные разговоры о своём видении будущего России, он живо воспринял геополитические идеи Хаусдорфа. Капитан Жерве после этого довольно близко сошёлся с Тухачевским, хотя прежде не проявлял к нему особого интереса.

Генрих решил понаблюдать за Пьером. Военнопленных отпускали на прогулку в город в сопровождении нескольких невооруженных конвоиров, предварительно взяв с них подписку — честное слово офицера, о том, что они не сбегут. Так что военнопленные получали относительную свободу передвижений, хоть и под надзором. Генрих наблюдал за этими прогулками, оставаясь незамеченным, и однажды внимание его привлёк престарелый господин в чёрном, неизменно возникающий раз в неделю в одном и том же месте во время прогулок военнопленных. Из периодичности его появления и совпадения времени его прогулок с прогулками военнопленных, напрашивался вывод, что находится он здесь не случайно. Как-то раз капитан Жерве, проходя мимо этого господина, что-то спросил у него; Генрих не мог расслышать слов, но господин приподнял шляпу и удалился. Оберлейтенант Зольднер проследовал за ним, проводя его до дверей дома. Он выяснил, что по этому адресу проживает некто Фридрих Кантор, мелкий лавочник. Ничего интересного по поводу этого господина выяснить Зольднеру не удалось, и он продолжал наблюдения за прогулками капитана Жерве.

Однажды, в начале августа, во время прогулки он обратил внимание на газету в левой руке капитана. Поравнявшись с господином в чёрном, неизменно торчащим на бульваре в одном и том же месте, капитан приостановился, приподнял газету, и переложил её из левой руки в правую. Затем, проходя мимо урны, газету он выбросил, а через некоторое время, когда военнопленные уже скрылись за поворотом, к урне подошёл господин в чёрном, и подобрал выброшенную капитаном газету.

— Господин Кантор, — обратился к нему Генрих, — Вы всегда вынимаете прессу из урн, а не из почтового ящика?

Лавочник смутился, не находя что ответить, он понимал, что скрыться бегством от молодого оберлейтенанта ему не удастся, и попытался избавиться от газеты, но Генрих перехватил его руку.

— Спокойно, господин Фридрих, не делайте глупостей. Пройдёмте, присядем вон на ту скамейку, поговорим.

Они подошли к скамейке, сели.

— Покажите мне эту газету.

Господин в чёрном весь сжался, стиснул газету в руке, прижимая её к себе. Он молчал.

— Успокойтесь. Не стоит так нервничать. Я мог бы кликнуть жандармов и препроводить Вас в отделение, но я не буду этого делать, я не причиню Вам беспокойства. Просто покажите мне эту газету.

Кантор дрожащей рукой протянул газету Генриху. Развернув её, Генрих заметил на полях газеты колонки цифр.

— Что это? — спросил он. — Шифровка? От кого? Кому предназначена?

— Простите меня! Простите! — залопотал он. — Я не могу. Я не знаю, я ничего не знаю! Я просто мелкий лавочник! Меня попросили, я тут ни при чём! Поверьте!

— Я мог бы забрать Вас вместе с этой газетой в контрразведку, там расшифруют это сообщение, и станет ясно многое.

— Умоляю Вас! Не делайте этого! Я ничего не знаю, я просто передаю эти газеты господину, который за ними приходит. Я не знаю его, меня попросили.

— Хорошо. Успокойтесь, идите домой, и никому, ни под каким видом о нашей встрече не говорите. Тот господин, что приходит за передачей, знает, что сегодня она должна состояться?

— Нет, не знает. Он приходит раз в две недели, и, если есть передача, я отдаю ему.

— Когда он должен прийти?

— Через три дня, в четверг, он всегда приходит в четверг.

— Не говорите ему ничего о том, что произошло сегодня, просто скажите, что передачи не было. Газету я забираю. Если будет передача следующий раз, поступайте так, как поступаете обычно. Я больше не буду Вам мешать. Я сейчас идите, и помните: никому ни слова! От этого зависит Ваша безопасность.

Господин ушёл, а Генрих, посидев ещё несколько минут, убедившись, что Фридрих Кантор направился в сторону своего дома, вернулся в крепость и разыскал капитана Жерве.

— Господин капитан, пройдёмте во двор, хочу с Вами побеседовать.

Они вышли во двор, пошли вдоль аллеи, под сплетёнными ветвями деревьев, дающих прохладу и тень, весело чирикали воробьи, и ничего не напоминало о том, что где-то рядом шла война.

— Скоро осень, — сказал Генрих, — пойдут дожди, и от этого великолепия ничего не останется. Скоро год, как я здесь, и всё так же идёт война, а я, боевой офицер, здесь, среди пленных врагов. Вам не кажется, что я, как и Вы, здесь в плену?