Эрл Гарднер - Полное собрание сочинений. Том 3. Дело опасной вдовы

Делла кивнула и приготовилась стенографировать.

Перри Мейсон диктовал, не переставая ходить по кабинету:

«Я всего лишь супруг с устоявшимися взглядами. Возможно, они несколько устарели. Не знаю, куда движемся мы, если бережливого человека, сумевшего скопить путем строгой экономии маленькое состояние, чураются, как прокаженного, если в кино приобретает наибольшую популярность тот герой, который щелкает свою возлюбленную по носу, в то время как я когда–то поклялся любить, оберегать и почитать свою супругу до конца дней своих. И я стараюсь изо всех сил выполнять это обещание. Вот сейчас в газете печатают материалы о муже — почитателе закона, который вычитал в репортажах уголовной хроники нечто такое, что заставило его предположить, будто его супруга имела какое–то отношение к убитому мужчине. Вместо того чтобы постараться защитить свою жену, отвести от нее подозрения, вместо того чтобы по–хорошему объясниться с ней, этот «почитающий законы» муж бросается в полицию и заставляет арестовать несчастную женщину, обещая первой всяческую помощь, чтобы можно было сфабриковать дело против его собственной жены. Возможно, таково веяние времени. Возможно, я слишком долго живу на свете. Но лично я придерживаюсь другого мнения: современное общество вступило в новый период истории.

Не является ли грубейшей ошибкой стремление опрокинуть вековые традиции, привычные моральные нормы, уважение к семье, к женщине, жене, матери наших детей?

Мне кажется, что самого сурового наказания заслуживает тот муж, который из каких–то корыстных побуждений дает согласие

213

арестовать женщину, хранителем которой он должен быть до самой своей смерти.

Таково мое глубокое убеждение, но ведь я всего лишь

муж с устаревшими взглядами».

Перри Мейсон умолк; Пол Дрейк поднял на него глаза и спросил своим немного тягучим голосом:

— Ну и что это даст, Перри?

— Очень многое. Начнется дискуссия.

— В отношении мужа?

— Конечно.

— А зачем упоминание о сбережениях?

— Чтобы разгорелись споры. Понимаешь, сразу же поднимется волна сетований на нынешнюю дороговизну, неправильную политику правительства, падение нравственности и так далее. Одной истории Роды и Карла маловато. Что касается лейтмотива «ну и времена», он дорог сердцу каждого обывателя. Ну а мы в свое время используем эту притчу о муже, предавшем интересы собственной жены.

Дрейк задумчиво кивнул.

— Пожалуй, ты прав.

— Так, а что в отношении фотографии? Тебе не удалось раздобыть снимков комнаты, где произошло убийство?

Пол Дрейк лениво потянулся к папке, которая стояла на полу, прислоненная к ножке кресла, вытащил из нее порядочный конверт из толстой бумаги и извлек оттуда четыре глянцевых снимка.

Мейсон принялся рассматривать фотографии через увеличительное стекло.

Спустя несколько минут он сказал:

— Посмотри–ка сюда, Пол.

Детектив подошел к столу адвоката.

— Ну да, это будильник. Стоит на тумбочке возле кровати.

— И, как я понимаю, на последней спали. Но Моксли был найден полностью одетым.

— Да.

— В таком случае значение будильника удваивается.

— Почему?

— Возьми–ка лупу и взгляни на него.

Детектив кивнул.

— Стрелки стоят на 3.17. Надпись в углу показывает, что снимок сделан в 3.28. Таким образом, правильное время разнится от будильника всего на одну минуту.

— Это еще не все. Посмотри снова.

— Куда ты клонишь?

214

— В лупу виден верхний циферблат, на котором устанавливается время звонка.

— Ну и что?

— Стрелка была поставлена на без нескольких минут два.

— Естественно. Свидание назначалось на два часа. Он хотел быть на ногах, когда придет Рода.

— Но у него почти не оставалось времени, чтобы одеться. Будильник был заведен примерно на без пяти два. Самое большое — без десяти.

— Не забывай, он когда–то был ее мужем. Она его видывала и в пижаме и даже без нее.

— Ты все еще не понимаешь меня. Моксли разбудил телефонный звонок. Значит, будильник ему не потребовался. К тому времени, как он зазвонил, Моксли уже был одет.

Выпуклые глаза Дрейка внимательно посмотрели на адвоката.

— Если бы я не понимал только это! Какого дьявола ты не говоришь о том, что это убийство в целях самообороны? Я вовсе не собираюсь требовать от тебя обмануть доверие клиента, но если она рассказала тебе правду, то наверняка призналась, что они боролись и ей пришлось ударить его топором, спасая собственную жизнь. Как я полагаю, присяжных будет совсем нетрудно убедить, что так оно и было. Особенно, учитывая характер Моксли. Ей еще спасибо надо сказать за избавление мира от такого мерзавца!

Перри Мейсон медленно покачал головой.

— До того, как станут известны все факты, очень опасно говорить об обороне.

— Почему?

— Ты забываешь о ее попытке опоить своего мужа. То, что она когда–то была медсестрой и хотела дать ему наркотик, вызовет к ней предубеждение всех присяжных. Ну а потом, коли самооборона, то, значит, она таки убила Моксли. Я же далеко не уверен, что обвинению удастся это доказать.

— Но если она не убивала, то в комнате во время убийства находилась!

— В том–то и дело. Я не убежден, что она не пытается кого–то выгородить.

— Что заставляет тебя так думать?

— Отсутствие всяких следов на дверной ручке.

— Рода была в перчатках.

— Да, но остальные–то хватали эту ручку, не имея таковых!

— Понятно. А полиция ее следов не обнаружила?

— Если она не снимала перчаток, ей вообще незачем было думать о каких–то следа… Для чего тогда обтирать дверную ручку и топор? Ты понимаешь?

215

Дрейк медленно наклонил голову.

— Все ясно.

Мейсон взглянул на Деллу Стрит.

— Приготовь для подписи апелляцию.

Она кивнула и вышла из кабинета. А через несколько минут вернулась с листом бумаги в руках.

— Это последняя страница, — сказала она, — можете подписывать.

Перри Мейсон размашисто расписался.

— Отошли ее. Заставь судью составить предписание. Проверь, чтобы все было в порядке. Я уезжаю.

— Надолго? — спросил Пол Дрейк.

— Ровно на столько, чтобы задать работы доктору Клоду Мил- сопу, — ответил он с улыбкой.

Медсестра доктора Милсопа вспыхнула от возмущения.

— Вы не имеете права сюда заходить. Это частный кабинет врача. Он никого не принимает без предварительной договоренности. Сначала позвоните, и он назначит удобное для себя время.

Перри Мейсон внимательно посмотрел на нее.

— Я не люблю воевать с женщинами. Объясняю вам еще раз, что я адвокат и пришел сюда по делу, имеющему для него колоссальную важность. Пройдите–ка, голубушка, в его святилище и скажите, что Перри Мейсон желает поговорить с ним по поводу пистолета тридцать второго калибра системы «кольт», который был зарегистрирован на него. Предупредите, что я буду ждать ровно тридцать секунд, а потом уйду.