Петр Ингвин - Всемуко Путенабо [СИ]

Кашель и спас. «Не видите, он болен! — закричала тогда Лиза. — Очень болен! Это мой жених, у нас скоро свадьба».

«Свадьба? — с нескромной жадностью поднялся по ней взор сержанта до самой груди. — Свадьба это хорошо. А второй?»

«Мой бывший. Никак не смирится».

«Бывший, точно. Глаза б его не видали!» — вставила соседка, не в восторге от прежнего выбора девушки и с интересом разглядывая новый.

«И что же с ним делать, с вашим бывшим?» — Сержант вертел в руках отобранный нож. Нож хорош. Не столько красив, сколько ценен — у сержанта взгляд знатока.

«Он-то не болен, — цинично заявила Лиза. — Заберите, пусть в себя придет, подумает».

Наряд оказался другого мнения.

«Раз уж вы тут все свои, сами разберетесь. А ножичек, от греха подальше, изымем».

На том и разошлись, Саня под ручки с полицией — подышать свежим воздухом на морозец, «жених и невеста» — в квартиру.

С новыми сухими содроганиями гостя Лиза бросается на кухню. Вода, кнопка электрочайника, заварочный «тампакс» в чашку. Ложечка. Мед. Что еще?

- - — -

Кирилл разглядывает комнату. Ничего особенного. Похоже, что съемная, свои обычно выглядят по-другому. Или Лиза живет не в квартире, а в выдуманном мире.

— Я застала его с другой, — доносится с кухни насчет злосчастного Сани. — Выгнала. Видно, теперь его и оттуда поперли.

Это любопытно, но интересно другое.

— О чем спрашивали в полиции?

На журнальный столик перед ним опускается чашка со свисающей ниточкой и банка меда.

— Можно, сначала я? — перебивает девушка. И с улыбкой: — Почему ты сбежал?

Рассказать? Зачем? Лишние уши — лишний рот.

— Личные проблемы, — напускает он тумана. — Нельзя мне сейчас в полицию.

— Из-за побега — не только сейчас.

Глазки ее затянуты чувственной поволокой. Кажется, телом она здесь, а мыслями…

Он снова вмешивается в ее то ли планы, то ли мечты:

— Так что же?

— Оказывается, на Владимира Терентьевича нельзя завести уголовное дело. Поэтому завели на тебя.

— Почему нельзя?!

В ответ — пожатие хрупких плеч, колыхнувших то, что так вдохновляло сержанта:

— Не знаю. Ты пей, пока не остыло. Посидишь минутку один? Я переоденусь.

Кирилл не дал ей упорхнуть:

— Подожди. — Ее игривость раздражала. Он пришел именно за ответами. — Что спрашивали? Дословно.

— Все. О директоре, о тебе, о фирме.

Она все-таки унеслась за перегородку.

— Лиза! — позвал Кирилл, подавившись очередным «кха-гррха-а». — Поможешь еще в одном деле?

Он поднялся, диван скрипнул. Красивое личико мгновенно вынырнуло над ширмой, продемонстрировав точеную шейку над обнаженным плечиком:

— Чего надумал? — прозвучало возмущенно и обидчиво. — Отлежись, приди в себя. Сейчас принесу градусник, померим температуру…

Он не слушал:

— Мне нужно к адвокату Горского.

— Но ты болен.

Отхлебнув чаю, Кирилл поставил чашку на место и направился в прихожую.

— Постой! — наспех вползая в натягиваемое на бедра домашнее платье, Лиза выскочила из-за ширмы. — Что нужно сделать?

Он улыбнулся:

— Вот это разговор. Одевайся. Я побуду еще немного твоим женихом?

Она замирает недоверчиво.

— Что?

— Доведи меня до места без приключений.

— Без приключений? — машинально повторяет она.

Интонация странная. Но ему некогда думать о постороннем.

Куртки, шапки, сапоги-ботинки. Готовы. Из соседней двери за их выходом следит соседка. Кирилл приветливо кивает.

— Если тебе негде остановиться… — Лиза догадывается, что жизнь за чертой закона не проста. Она хочет помочь.

Но его ищут и за этой чертой. Полиция — меньшее из зол.

— Спасибо, — говорит он. — Пока не знаю.

Кирилл широко шагает с висящей на локте девушкой, которая так усердно пытается взять его под опеку. Кажется, у девушек это в крови.

Мысли улетают в сторону. Алена, Павлик, теперь еще Горский.

Хорошо, что мороз. Легко прятаться. Особенно с такой помощницей.

Взяли такси. Ехали молча. Кирилл знал, где живет юрист генерального директора, это ни для кого не составляло секрета.

Такси сворачивает в квартал красивых уютных коттеджей — небольших, но солидных, сделанных со вкусом. Около нужного дома Кирилл просит Лизу вызвать юриста, сам остается в стороне. На всякий случай.

Ждать приходится минут пять.

— Кирилл?

— Здравствуйте, Ефим Натанович. — Он выходит из тени навстречу появившемуся из дома юристу. — Простите за беспокойство.

— Молодой человек, после визита плясавшей под чью-то дудку полиции видеть вас на свободе — счастье. — Радушие пожилого адвоката неподдельно. — Чувствую, у вас имеются вопросы?

— Вы сказали — под чью-то дудку? Это точно?

— Конечно. Заказ виден сразу. Кому-то помешала ваша фирма.

— Кому?!

— Вопрос не ко мне.

— Ладно, другой вопрос. Почему на Владимира Терентьевича нельзя завести уголовное дело?

— Согласно объявленной недавно амнистии.

— Что за черт? Какой амнистии? Каким боком здесь Горский?

Пожилой адвокат качает головой: ох, горячая молодость…

— Амнистия распространяется на подозреваемых по экономическим статьям, которые имеют на иждивении малолетних детей, — поясняет он.

Мгла прорезается озарением:

— Скажите, Ефим Натанович… Разводом Владимира Терентьевича занимались вы?

— Бумаги готовил я.

— Из-за спешки?

— Именно, — хитрый мудрый взгляд поверх очков благодарит за понимание. — И как вы уже догадались, детей Горский оставил себе.

- - — -

Они ушли от Кристины благополучно, никто не видел. Квартиру оставили — комар носа не подточит. Спецы. Именно за таких людей и возможности Алекс ценит Сычевскую контору.

Колумб сразу распрощался. Горбатый, едва вернувшись в офис, унесся к подвывавшему дополнительным вентилятором любимому гробу с монитором. Будет до упора копаться в добытом. Проктолог. Разве нет? Найденное что у того, что у другого, как правило, равнозначно.

Алекс расположился в своем кабинете. Секретарша Жанна предложила принести ему кофе. Секретарша одна на всех, старается. Тоже невзирая на выходные. Ее стол располагается прямо в холле. Не столько даже секретарша, сколько хозяйка офиса. Распорядительница.

Принесла, призывно повиляла бедрами. Прикоснулась плотным растекшимся жаром к напряженной спине. Сильные пальчики без просьбы стали разминать ему затекшую шею.

Хорошо…

После ухода жены, которая бросила в тяжелый момент, он сторонился женщин. Жанна являлась приятным исключением.

— Работаешь? — Наклон. Кошачья грация. Игривый тон.

— Думаю.

— Помочь?

— Всемуко Путенабо — ничего не говорит?

— Это по-грузински или по-японски?

— Спасибо за кофе. — Он склоняется над планшетом.

— Шеф интересовался ходом работ.