Сергей Венедов - Улики против улик

— И что же теперь будет? — произнёс Жаркович дрожащим голосом.

— Теперь? — Буров пожал плечами. — Не знаю… Поживём — увидим…

Во второй половине того же дня Буров стоял у подъезда дома Ларичевых, не рискуя позвонить. Попадаться на глаза вдове ему не хотелось, и он решил обождать — вдруг кто-то будет выходить из дома, — чтобы войти и подняться на нужный этаж. На его счастье, вскоре появилась домработница с кошёлкой в руке. Буров обошёл её спереди по другой стороне улицы и выскочил у женщины перед самым носом.

— Вот так встреча, — разыграл он удивление.

— Да уж… — откликнулась она. — Говорят, если с кем повстречаешься в начале недели, то потом увидишь его ещё трижды.

— Как дела у больной?

— Прошло. С ней такое случается иногда… потом отпускает… мается, бедная душа…

— А всё операция?

— Да… ну и как супруг помер…

— Вы были тогда в квартире?

— Я, почитай, пятнадцать лет без малого у них… Мы приходимся друг другу как бы дальними родственниками… Полина меня зовут.

— Бедный Ларичев… — протянул Буров.

— Он-то что, ведь отмучился… прости его господи… а вот Ксения Филипповна…

— А как это случилось?

— Да, сказывали, от сердца он помер… Говорят, что, мол, его Павел Сергеич Рубцов убил… Знала я и Рубцова… Светлой души был человек… Мухи не обижал… Дружили они…

Бурова опять взяла досада за Рубцова. Все как один отзывались о нём хорошо, и что стоило ему чуточку вылезти из своей скорлупы, больше доверять людям.

— Ксения Филипповна очень переживала? — продолжал расспрашивать он.

— Тогда-то? Переживала, говорите? Да она прямо ума лишилась, ей-богу, места себе не находила. Такой я её никогда не видывала.

— У неё ведь была тяжёлая операция?

— Э-э… не столько болезнь её допекла, сколько… изъян вот у неё после операции остался. Закрывается в комнате и спит… Спит и плачет… Часто плачет… После смерти супруга всё время как пьяная ходит.

— Может, она выпивает?

— А кто её знает? Волосы распустит и бродит по квартире как привидение… Сдавалось и мне, что выпивает тайком… да только хоть бы одну бутылку после я нашла… так ведь нет. Куда же она их девает, скажите на милость?

— Ну и как же вы тогда объясняете?

— А как объясняю? Изъян после болезни… У каждого после болезни что-нибудь да не так… А уже что было, когда Игорь Матвеич в пансионат отправился, лучше бы не уезжал…

— И что же тогда произошло?

— Приходит она ко мне в комнату утром. «Доброе утро», — говорю я. «Какое там доброе, — отвечает. — Где ампула?» «Какая ампула?» — спрашиваю. «Ну та, что лежала на моём ночном столике». — «Не видела, — говорю, — никакой ампулы». «Она была на моём столике», — говорит, а саму будто озноб бьёт. Страсти господни.

— Ну и?.. — нетерпеливо спросил Буров.

— Потом я вспомнила. «Да, — говорю, — попадалась мне такая». — «И куда же ты её дела, горе ты моё?» — «На место, — говорю, — положила, в корзиночку, где все лекарства, на тумбочке в гостиной». Она бегом к тумбочке. «Нет ампулы ксенородона, куда делась?» — кричит. Я отвечаю: «Небось, хозяин их забрал с собой вместе с остальными лекарствами. Я её в коробку положила, где разные лекарства хранятся». Тут хозяйку словно гром поразил. Свалилась как подкошенная! Я давай её в чувство приводить, а она глаза открыла и кричит: «Идиотка несчастная!» — меня, значит, обзывает — и стремглав к телефону! А было это утром, часов эдак в шесть. Мы рано встаём…

Дальше Буров не стал её слушать. Он торопливо попрощался и побежал на остановку. Женщина удивлённо поглядела ему вслед и перекрестилась:

— Храни меня, Господи. Ну и народ пошёл, как чумные…

Капитан Буров спешил в свой кабинет. Смеркалось. Он знал, что в деле есть важное доказательство, и направился за ним. Улика, оставшаяся незамеченной. Ворвавшись в здание Следственного управления, он едва не сшиб с ног дежурного.

— Что это с вами? — улыбнулся тот. — Никак международное дело, террористы?

Буров влетел в кабинет, вынул знакомую папку и в который раз стал её лихорадочно листать. Вот они, два рецепта. Один подписан доктором Зусманом, другой неразборчиво. Буров позвонил приятелю — врачу судмедэкспертизы.

— Прости, если помешал, я к тебе с просьбой!

— Выкладывай быстрее, а то мы с женой уходим.

— У меня есть один рецепт, и я хотел бы знать, от какой болезни это лекарство. Читаю.

— Мда… гекардин — это от сердца, регулирует сердечный ритм… и одновременно сильное анксиолитическое, успокоительное. И всё? А ты, видно, решил, что обнаружил неизвестный яд?

— Нет… Вот ещё… Читаю…

— Мда… ксенородон — это препарат, который применяется для лечения морфиевой зависимости, требует особого обращения, в больших дозах категорически противопоказан сердечникам, может вызвать остановку сердца…

— Спасибо! — прокричал Буров, вешая трубку.

Он посмотрел на часы. Стрелки показывали половину шестого. Времени полно. Или оставить всё на завтра? Нет, откладывать он был просто не в состоянии. И через четверть часа снова звонил в квартиру Ксении Ларичевой. Встретила его всё та же Полина.

— Ох, снова вы, молодой человек?

— Снова я.

— А чего ж убежали-то давеча?

— Да так, вспомнил кое-что… Вот, пришёл извиниться.

— Так я вам и поверила… Проходите, Ксения Филипповна про вас спрашивала.

— Про меня? — удивился Буров.

— Не про меня же, я-то здесь. Сказала, когда придёт этот господин в толстых очках, проведи его ко мне.

— Как она себя чувствует?

— Получше… Приходил доктор Зусман, и она поуспокоилась.

Буров вошёл в холл. Ксения Ларичева даже не обернулась, чтобы посмотреть на него. Она сидела в кресле-качалке, укутав ноги чёрной шерстяной шалью.

— Садитесь, — предложила она, по-прежнему не поворачивая головы. — И простите меня за вчерашнее… Я неважно себя чувствовала…

Буров не стал садиться. Он раздумывал, чем вызвано такое резкое изменение в поведении вдовы. Она его ждала? Зачем? Может быть, пожаловалась доктору на его визит, а тот в свою очередь рассказал о своей встрече с ним в больнице? Или в голове старой женщины родился новый план, и она будет продолжать изворачиваться?

— Что вас привело ко мне? — спросила она вдруг и в первый раз повернулась, чтобы посмотреть на следователя.

Буров тоже в упор смотрел на женщину. На секунду ему показалось, что Ксения Ларичева сейчас сама признается во всём. Но страх быть втянутой в новое расследование, видимо, взял верх. Она передумала. И Буров это почувствовал.

— Вы меня ждали…

— Я? Нет… Мне ни к чему вас ждать, — наигранно произнесла старуха.

Буров достал из кармана листок бумаги.

— Этот рецепт нашли в портфеле вашего мужа.

Ларичева взяла рецепт дрожащей рукой.