Алексей Лебский - Кай и Герда [СИ litres]

– Я покажу фотографию, правда, качество плохое. Адриан достал портмоне и вынул фото, распечатанное из стоп кадра на видео. Здесь и время указано:15:45.

– Это, безусловно, она. А время не совпадает, от нас она ушла в 14:30–14:40. Где-то гуляла еще целый час.

– В том – то и дело, что кроме тебя её будто никто и не видел.

– Можно поднять чек на эту покупку, если интересует точное время.

– Мы так и сделаем, – сказал Якобсен, – а она, случайно, не кредиткой расплатилась?

– Нет, наличными, я точно помню.

– Жаль, думал мне еще больше повезет.

– А она что-то натворила, эта девица?

– Нет, интерес к ней косвенный, в связи с другим делом, ответил Якобсен уклончиво, спасибо, ты очень помогла. Но мне пора домой, да и ваш магазин скоро закроется.

– Хороший выбор, – Мария указала на коробку в руках полицейского следователя, – ноги не промокнут. Приходите еще.

Мы переезжаем на Киркеристен сразу после Пасхи. это наша новая квартира. Место очень хорошее, нам все тут нравится и магазины рядом. У Линды будет теперь своя комната. Мама хочет, чтобы она училась в университете на психолога. Я складываю наши вещи в картонные коробки, а брат относит их в машину. Когда все погружено, и Карл выезжает с нашего двора, я иду в парк проститься с Акерсельвой и утками. Парк бесконечно тянется вдоль русла. У берега пробивается свежая травка, на деревьях уже набухли почки. Мне немного жаль уезжать из старого дома, мы прожили тут почти четырнадцать лет, все вокруг знакомо. И этот милый старичок с газетой на лавочке в парке, наш сосед Вилли, и почтальон с тележкой, что идет навстречу.

– Уезжаете? – спрашивает он.

– Да, – гордо говорю я, – в самый центр. Сестре надо получать образование.

– Образование, это правильно, – говорит он, – вам сегодня писем нет. Почему вы не выписываете газеты?

– Мама не любит новости, говорит, что они всегда плохие.

– С этим трудно спорить.

Он машет мне рукой, и идет к соседнему дому.

Я бросаю в реку монетку, будто уезжаю отсюда далеко-далеко, и через мостик возвращаюсь на лужайку, что отделяет нашу улицу от реки. Месяц назад тут лежал снег, а сейчас уже даже маленького белого островка нет, все растаяло. Вся лужайка покрыта молодой травой, и мальчишки с криками гоняют по ней мяч. Дома я застаю маму в странной позе, неестественно изогнувшись она ощупывает рукой верхнюю часть спины.

– Что-то болит здесь, ай, – она вскрикивает, распрямляется и кричит уже во весь голос.

– Ты что-то тяжелое поднимала? – спрашиваю я.

– Может быть, мы же переезжаем. Дай мне вон те таблетки со стола и стакан воды. Она пытается встать со стула, но боль сковывает её.

– Сейчас все пройдет, так уже было не раз. Карлу ничего не говори.

Мама принимает две таблетки и запивает водой. Я слышу, как к дому подкатывает наша машина и подвигаю к выходу две последние коробки с пожитками.

– Я чуть-чуть полежу, а потом поедем, хорошо? Пусть Карл тоже передохнет и выпьет чаю. Мама шутит, и чай, и чайник уже на новой квартире. Здесь ничего не осталось, кроме нашей верхней одежды и обуви. Через несколько минут мы запираем квартиру и едем на новое место. Здесь все по- новому. Линда уже вымыла пол и мы проходим в квартиру, оставляя обувь в прихожей. Я радуюсь большому пространству и делаю сальто в середине комнаты, чуть не задевая ногами потолок.

– Хватит дурачиться, – сердится Линда, если тебе хочется порезвиться, помоги разобрать коробку с моими вещами. Мы идем в ее комнату и начинаем выкладывать книги, пузырьки. расчески, мягкие игрушки. из коробки, и раскладывать по местам.

– Вот этот шампунь отнеси в ванную на полочку, и этот пузырек с перекисью туда же, командует Маленькая разбойница. Она очень строгая и принципиальная. Мне кажется, даже мама её немного побаивается. А я просто безумно люблю свою сестрёнку. Двумя днями позже. Мама приводит в квартиру столяра. Он должен собрать в большой комнате станок для наших занятий и шведскую стенку. Мужик хмурится, измеряет рулеткой кронштейны, проверяет, все ли гайки и шайбы на месте. Я ничего своими руками делать не умею, Карл тоже считает, что это не его дело, и раз мастеру заплатили, пусть монтирует наши снаряды сам. Мама закрывается в своей комнате, ей не нравится визг электродрели и грохот молотка. Столяр работает, а я, воспользовавшись случаем, устраиваюсь на диване и читаю книжку Ирвина Шоу “Вечер в Византии”. Обожаю саги и всякие там любовные романы. Шум мне совсем не мешает. Наконец, все дырки просверлены и винты закручены. Мама угощает на кухне столяра чаем с вареньем и овсяным печеньем. Сама она пьет пустой чай без сахара. Поддерживать форму после пятидесяти непросто. Мама часто показывает мне на улицах толстых женщин и мужчин с пивными животами, и говорит, что все это от лени и неумеренности в еде. Я не собираюсь посвятить жизнь еде, но потихоньку похищаю половинку печенья из вазочки. Все равно никто не узнает, сколько съел столяр.

Дознаватель заявился в управление после обеда, когда Гроберг отсутствовал, а Торгвальд и Якобсен обсуждали последние новости. Позвонил с вахты Бригге:

– К вам Магнус Линдхольм от Ллойд по приглашению Гроберга. С ним еще двое.

– Пропусти их. Через пару минут в комнату вошли Магнус и двое охранников от Бернхольма.

– Вам в помощь Винсент Голдман и Ханс Арно от Роберта Бернхольма. Он обеспокоен отсутствием информации и каких-либо результатов расследования.

– Разве я обязан делиться этим с ним? – проворчал Торгвальд.

– Я за то, чтобы между нами не было тайн, и готов поделиться с вами тем, что есть у меня. Уж кто, кто, а я не расположен сливать информацию газетчикам, как это делает полиция.

– Чего уж там, начинай, делись, – бросил Якобсен, – Эйрик, я думаю, с Линном все согласовано. Ленни и Гуннар достали блокноты, а женщины на задних рядах прекратили трёп и обратились в слух.

– У меня была возможность переговорить с персоналом фирмы и семьей погибшего, возможно, то что я выяснил касательно личности Курта Бернхольма, дополнит картину произошедшего. Отношения Курта в фирме с сотрудниками были напряженными. Он плохо ладил с диспетчерской службой, считая иногда ниже своего достоинства отчитываться перед ней. Пользуясь своим положением, внук Роберта жил и работал так, как ему было удобно. Выбирал самые выгодные наряды, не считаясь с остальными. Сотрудники, стоящие ниже его в цепочке подчинения, жаловались неоднократно на грубость и произвол с его стороны. Некоторые оказались вынужденными работать сверхурочно, несколько дней подряд он мог использовать одних и тех же охранников, не давая им отсыпной день или выходной. Мортенсен не являлся исключением. На допросах у вас он не будет жаловаться на бригадира, адвокат ему не позволит. Шансы найти деньги и виновника всей этой заварухи с каждым днем уменьшаются. Я предлагаю сесть за стол переговоров без начальников и бюрократии.