Мария Воронова - Сама виновата [litres]

– Вы сразу поняли, что он мертв?

– Или я не врач? Для научной работы не гожусь, не спорю, но труп от живого человека отличить пока еще могу. Нет, я поделал ему искусственное дыхание и массаж сердца…

– Так это вы так ему ребро сломали? – спросил военный.

– Я старался.

– Вам бы лучше помолчать за черный юмор, – буркнул второй заседатель.

– Сломанное ребро означает всего лишь, что врач добросовестно делал непрямой массаж, – пояснил военный, – и вы бы это знали, если бы хорошо занимались на уроках начальной военной подготовки.

Прокурорша попросила не отвлекаться.

– Вы не вызвали «Скорую помощь». Почему?

– Виноват. Мне показалось разумнее проводить реанимационные мероприятия, которые я хорошо умею делать, чем терять время в поисках телефонного аппарата. Да, в арсенале «Скорой» есть медикаменты и дефибриллятор, но они имеют смысл максимум через восемь минут с момента остановки сердечной деятельности. Но тут согласен, что допустил огромную ошибку и лишил человека шанса на спасение. Вдруг машина «Скорой» была в двух минутах езды от его дома? Поэтому я не буду вам читать лекцию об эффективности реанимационных мероприятий при черепно-мозговой травме и утверждать, что он все равно бы не ожил, потому что статистика статистикой, а не попробуешь – не узнаешь.

– Сколько времени вы проводили реанимацию?

– Десять минут.

– Где была в это время ваша племянница?

– Я ей сказал одеться, собрать все свои вещи и ждать меня на крыльце. Сказал, что Пахомову стало плохо и я ему помогаю прийти в себя. Не хотел, чтобы она поняла, что видит труп. Зина быстро собралась, а я покачал – подышал, а когда увидел, что зрачок широкий, то прекратил это занятие. Но что «Скорую» не вызвал, это я очень сильно виноват.

– Потом что вы сделали?

– Отвез Зину к матери.

– Во сколько это было?

– В первом часу ночи.

– Что вы делали, приехав к сестре?

– К счастью, он Зину только сильно напугал – самое плохое не успел. Мы с Ларисой успокоили ее как могли, дали валерьянки, и нам показалось, что Зина перенесет этот удар, – Фельдман сглотнул, – но только если не возвращать ее к событиям того проклятого вечера. Мы понимали, что если начнется следствие, то ребенок получит травму еще большую, чем нанес Пахомов, и опыт Феликса Константиновича, конечно, мы учли. Ну а главное, какая разница, меня все одно посадят, что так, что эдак…

– Допустим, так. А почему вы решились на явку с повинной?

– Ну я подумал, что убийцу такого известного режиссера будут искать до посинения и вдруг как-нибудь невзначай на Зину выйдут. Лучше уж я сам, заодно и снисхождение получу. Ведь получу?

Судья усмехнулась.

– Вопросы к подсудимому?

Зал молчал.

– Подсудимый, вам… – начала судья торжественным тоном, но тут прокурорша перебила ее и попросила перерыв пятнадцать минут.

Судья нахмурилась.

– Пожалуйста, Ирина Андреевна!

– Хорошо. Перерыв десять минут.

Судья с заседателями пошли на выход, а Полина откинулась на жесткую спинку казенной скамьи и закрыла глаза. Повезло этой девочке, вон сколько народу поднялось на ее защиту. Дядя вырвал из рук подонка и готов мотать срок, лишь бы только не мучить ее, мама поит валерьянкой и утешает, и даже незнакомая женщина едет на перекладных за сто километров, лишь бы изобличить сластолюбивую мразь Пахомова. А Полине пришлось справляться самой, один на один с чудовищем. Никто не заступился за нее, и она проиграла свою битву.

Она тяжело вздохнула и вдруг поняла, что на душе нет ни зависти, ни злобы, ни привычной мучительной жалости к себе, а только радость, что для кого-то все закончилось хорошо, и странная мысль, что этот мир, наверное, не самое плохое место, раз в нем живут такие люди, как Семен Фельдман.

Зачем только обвинитель попросила перерыв? Судья, кажется, отличная тетка, а от таких прилизанных дам, как прокурорша, можно ждать любой подлянки.

– Решительно оправдать! – рубанул Бимиц, без спросу отворяя форточку.

– Так точно, оправдать!

– Я не хочу даже думать себе, что он почувствовал! Странно, что на куски не порвал и искусственное дыхание делал.

– Товарищи, товарищи! – воскликнула Ирина. – Мы с вами еще не в совещательной комнате. Сначала мы должны заслушать последнее слово подсудимого, а потом уже… И то не поддаваться эмоциям, а думать исключительно головой, самым тщательным образом сличить показания девочки и ее матери с показаниями Фельдмана.

– Да и так ясно, что они полностью совпадают.

– Прошу вас, товарищи, давайте соблюдать регламент.

Тут на пороге показалась Ольга Маркина.

– Ирина Андреевна, я хочу снять обвинения.

Ирина застыла, как громом пораженная. В ее практике это был первый случай, когда гособвинитель решался брать на себя такую колоссальную ответственность.

– Вы уверены?

– Безусловно. Показания совпадают полностью, а поскольку Семен Яковлевич находился в СИЗО, то у него не было возможностей договориться со своими родственниками о постановке столь масштабного спектакля. Для полноты картины нам немножко не хватает показаний супруги Пахомова, но если даже она станет отрицать, что привела ребенка в дом и оставила на потеху своему мужу, то доверия ее словам нет и не может быть, поскольку, признавшись, она сразу навлекает на себя уголовное преследование за соучастие и дачу ложных показаний. Я, кстати, с огромным удовольствием привлекла бы ее, но боюсь, что активные действия в этом направлении срикошетят на нашего подсудимого.

– Вообще-то ее отсутствие красноречивее всяких слов, – фыркнул Бимиц, – весь процесс сидела словно пришитая, а как дошло до правды, то сначала дочке запретила приходить, а потом сама свалила.

– Возможно, испугалась, что арестуют прямо в зале суда.

– Не исключено.

– Ирина Андреевна, вы согласны, что здесь даже не аффект, а чистая самооборона? Парень спасал ребенка и себя. Это он считает, что Пахомов хотел договориться, а если режиссер собирался убить их обоих? Ведь для него огласка была страшнее смерти!

– Но пример бедняги Волкова доказывает обратное. Пара звоночков – и все шито-крыто.

– Один пример, и в данном случае это скорее исключение, чем правило, – Ольга усмехнулась, – высокие посты у нас занимают разные люди, не все из них умные, не все порядочные, но, смею надеяться, извращенцев среди них не так уж много. Однажды можно закрыть глаза и поверить, что человека оболгали, но второй раз это уже проблематичнее. Поневоле задумаешься, почему снаряд два раза упал в одну воронку, совпадение ли это или кое-что похуже?

– Вы меня простите, конечно, но ни один нормальный человек выгораживать педофила не станет, – вмешался Бимиц, – хоть он влиятельный-развлиятельный, хоть король.