Ефим Друц - Волки

— Ты мне никогда про то не говорила, — сказал барон.

— Многого я еще тебе не говорила, — ответила пхури. — Те цыгане, независимые, были до зубов вооружены и странствовали от самой Турции. Бабка говорила, что в тех местах все было величественно и дико. Вроде бы небольшая горная пуща среди огромного пространства. Если человек здесь оставался один, он чаще всего занимался охотой или разбоем. В общем, это была земля цыган! В тех местах жили гуцулы, и цыгане каждой гуцульской дружине предлагали свои услуги как проводники, зная тропинки в лесной пуще как никто другой. Гуцулы старались как можно, скорее рассчитаться с цыганами, понимая, что если этого не сделать, то те сами украдут все, что им понравилось. Когда гуцульская дружина встречалась с табором, то они держались на расстоянии выстрела друг от друга. Сначала стреляли в воздух, а потом начинались переговоры. Гуцулы давали отступного — по кружке водки на человека, по горсти табака на цыганскую люльку и по одному барану на палатку. Причиной их общения было золото. И ссорились из-за него тоже. В те годы, как говорила бабка, на небе все было в порядке и звезды располагались как надо, по-цыгански. И удача сопутствовала ромам. Звезды для цыган — это словно для гаджё — компас. Если в небе созвездия Кахни кахнерэнца [25] Кахни кахнерэнца — курица с цыплятами (цыг.). или Романо вурдэн [26] Романо вурдэн — цыганский воз (цыг.). , тогда все хорошо. Когда «Курица с цыплятами» стоит высоко в небе, удачи цыганам не видать. Если одна звезда из этой компании исчезает — в табор приходит несчастье.

Может, тебе старики говорили, что когда немцы убивали цыган, одна звезда из «Цыплят» упала. А если уж упадет одна из трех звезд «Цыганского воза», придет конец всем цыганам. Если же лишние звезды в «дышле» появятся — это тоже очень плохой признак.

В общем, сходи к властям, попробуй откупиться золотом, а только потом собирай крис, чтобы посоветоваться со стариками, можно ли доверить Савве жизни цыган.

Наутро барон покинул табор…

Никто и никогда не задает вопросов о том, куда и зачем отправляется цыганский вожак, — это его дело, он лучше знает как поступить. Но тревога объяла табор, потому что интуиция подсказывала цыганам: наступают непростые времена.

Крис собрался через сутки, к вечеру, когда вернулся барон. Старики во главе с Джумасаном сидели молча, как подобает тем, кто ждет решения вожака. Наконец Джумасан поднялся со своего места у костра и произнес:

— Ромалэ, дела требуют нашего разговора. Пусть барон скажет, о чем мы будем говорить и удачно ли он ходил?

— Братья, — начал барон, — неудача постигла меня. Не взяли золота чужаки, а почему это случилось, я не могу понять. Видно, им надо, чтобы в здешних местах цыган не было…

— А как же деревенские? — крикнул кто-то. — Уйдем мы, их поубивают.

— Не думаю, чтобы их тронули, главное — не они, а мы.

— Нет причин для вражды, — снова послышался голос.

— Причины всегда найдутся, — ответил барон. — И нам придется уйти. Но вас поведет Савва!

— Мы ждали, — сказал Джумасан, — что ты примешь такое решение. Мы доверяем ему, хотя он и молод. Но ты? Останешься ли ты с нами?

— Останусь, ромалэ! — ответил барон. — Буду просто одним из вас! Пусть позовут Савву.

Савва выступил из темноты, словно ожидая этого приглашения.

— Подойди поближе, — сказал барон. — Братья хотят говорить с тобой.

Савва подошел ближе.

— Ты поведешь табор, ты возьмешь в руки общие вожжи. Хватит ли у тебя сил для этого?

Савва молчал.

— Говори, — приказал ему Джумасан. — Мы хотим слышать.

— Это большая честь для меня, ромалэ, — сказал Савва, — и я справлюсь с этим делом…

— Ты еще не барон, а уже утверждаешь, — перебил его Джумасан.

— Послушай, старик, — ответил Савва, — вы собрались для того, чтобы высказать свое мнение, зачем же ты хочешь обидеть меня?

Джумасан улыбнулся. «Ершистый этот Савва, слова лишнего не терпит, как же он будет слушать мнение других?»

— Мы не желали тебя обижать, но ты торопишься, морэ, ты еще не вожак.

Савва склонил голову в знак того, что он сказал лишнее. И старики поняли его.

— Я давно говорил, и многие цыгане знают об этом, что в этих местах оставаться больше нельзя. Не любят нас здесь.

— Это так, — согласился Джумасан, — мы знаем, о чем ты говорил с молодыми цыганами. Но ты говорил и другое: мол, мы не должны замыкаться среди цыган, выходить надо в мир, чтобы иметь возможность знать о других побольше, это поможет и нашей жизни.

— В этом он прав, — сказала пхури.

— Я думаю, ромалэ, что не испытывать Савву мы собрались, а просто поговорить с ним, — сказал барон. — Он — достойный и закоренный ром и слово держит, ответственный за слово человек. Таких мы уважаем. Но он круто берет с места, и это может создать смуту среди цыган, не все это любят.

— Думаю, — снова вмешалась пхури, — что Кольке Рыжему это не понравится.

— Разрешите сказать, — вступил Савва, — если вы, конечно, хотите услышать? Колька — знатный цыган, но он склоняется к уголовникам. Нравятся ему блатные, он даже считает, что многие их законы справедливы. А это не совсем так. У меня не будет проблем с Колькой: или он примет ваше решение, или ему придется уйти от нас.

— Верно, — кивнул барон. — Так и должно быть. Так что же вы решили, ромалэ, с Саввой?

Джумасан огладил свою бороду, поклонился старикам и тихо сказал:

— Думаю так: тебе, барон, еще рано уходить от дел. Но Савва должен побыть рядом с тобой и немного подучиться. А там будет видно.

Старики согласно закивали.

— Мудро сказал.

— Нет, ромалэ, — вмешалась пхури, — так быть не должно. Или — или… Боитесь вы, что Савва не справится с табором?

— Есть у нас такое мнение, — крикнул кто-то из цыган.

— Если вы не доверяете мне, ромалэ, я уйду из табора, — сказал Савва.

— Обидчивый, — послышались голоса.

— Для барона это негоже.

— Рано ему.

— Он будет со мной рядом, — сказал барон, — мы с ним решим эти проблемы.

Барон посмотрел на Савву, и тот ответил ему взглядом, полным благодарности. И все то, что еще недавно разделяло их, отступило на задний план. Молодой цыган почувствовал огромную теплоту, исходящую от вожака.

— Это верное решение, — произнесла пхури. — А теперь вы должны решить и другое. Когда мы уходим?

— Пусть Джумасан сходит в деревню и поговорит с Хулаем. Пусть деревенские рома знают о нашем решении и будут готовы к этому. А потом мы уйдем.

На том и договорились…

В доме Хулая сидели трое: старый Джумасан, Хулай и Митя. И это было необычно, но Хулай сам разрешил Мите присутствовать при разговоре, что поначалу удивило Джумасана.

— Пусть уйдет, морэ, — сказал Джумасан, кивая в сторону Мити.