Ефим Друц - Волки

На улице, оккупированной туманом, творилось что-то непонятное. Плач и женские крики раздавались со всех сторон. Изредка слышалась грубая брань и звуки ударов. Неожиданно из белой завесы вынырнула черноволосая девушка, лет двадцати пяти, и наткнулась прямо на шеренгу, шедшую на туман грозно и неумолимо, словно когорта римских легионеров. Испуганно вскрикнув, девушка хотела повернуть обратно, но было уже поздно. Человек в сером плаще бесцеремонно схватил ее за руку.

— Иди рядом, — прикрикнул он на нее, — и чтобы молчать!

Валерка сделал несколько шагов в сторону и сразу же увидел двух женщин, прижавшихся к стене небольшого особняка. Вид у них был довольно жалкий.

— Маша, Маша, давай сюда, здесь проходной, — прокричала какая-то девчонка.

Сразу же послышался топот ног и громкая ругань. Из тумана неожиданно вышел смеющийся парень. Он тащил за руку упирающуюся женщину.

— Что здесь происходит? — спросил Валерка.

Парень перестал улыбаться. Теперь у него было лицо человека, исполняющего обычную, порядком надоевшую, но необходимую работу.

— Шлюх ловим, — негромко сказал он и добавил: — Облава!

Валерка сразу же вспомнил опера, который его отпустил со словами:

— Погуляй пока, мы тебя вызовем!

Только сейчас до Валерки дошло, что отпустили его не случайно и они наверняка надеются, что он наведет их на Седого. Значит, Седой ушел, и он на свободе. Конечно же, пахан скрывается и место его «норы» найти невозможно. «Схожу к Алине… — подумал Валерка. — Ее они не тронут, зачем она им?..»

— …Батюшки, — сказал Тари, — никак это ты, морэ?

Митя сделал шаг вперед и снова остановился. Цыгане молчали.

— Соскучились? — с улыбкой спросил Митя.

— А мы думали, что больше тебя не увидим, — сказал один из цыган.

— Похоронили, что ли? — спросил Митя.

— Зачем же — похоронили, просто Седой тебе поближе, чем мы, будет…

— Этого касаться не следует, — ответил Митя. — Я Седого с детства знаю. Обязан ему многим. Если вы хотите, чтобы я Седого вам сдал, то это напрасные заботы. Этого не будет.

— Многие о нем заботятся, — сказал молодой цыган, — я даже позавидовал. Батя хлопочет.

— Кто такой Батя? — спросил Митя, всем своим видом демонстрируя незнание.

— Авторитетный человек, — ответил молодой цыган. — Мы бы, конечно, не трогали Седого — бабки он отдал, как договаривались, но в последнее время смерть просто косит наших, и, кажется нам, что здесь без вмешательства Седого не обходится.

— Зря ты, морэ, на Седого валишь. Не до того ему. Здесь другие замешаны.

Митя сделал паузу, потом подошел к столу и присел.

— А где ты залег, Митя? — спросил Тари.

— Где был, там меня больше нет, здесь я, с вами. А где сейчас Седой, про то мне неведомо. Ищите сами, если он вам так нужен.

— Думаем мы, — сказал Тари, — может, действительно оставить его в покое и разобраться с теми, кто в смерти наших братьев замешан, а? В этом ты поможешь?

— Помогу, — кивнул Митя.

И сразу же обстановка разрядилась. Наступило оживление и за столом, возле которого сидели цыгане. Они стали есть и пить, обмениваясь короткими репликами. Митя больше не принимал участия в разговоре, мысли его были далеко. Он думал о Седом и Алине, о том, что будет дальше — нельзя же вечно находиться в бегах. Как ни странно, но вспомнилась ему пьяная баба с перекошенным лицом, схватившая его за плечо возле торгового ларька, когда он покупал сигареты. И голос вроде бы знакомого когда-то человека, в оборванном и грязном костюме, крикнувшего ей:

— Не трогай его, Маня, он наш, я его знаю!

Митя даже улыбнулся тогда, а баба побежала за ним с криком:

— Подождите, извините, я не знала…

И почему это вспомнилось ему именно сейчас, у цыган? Может быть, потому, что было в той пьяной шалаве что-то колдовское?.. Неожиданно для самого себя Митя услышал собственный голос:

— Выпить у вас, ромалэ, не найдется?

Цыгане оживились.

— Это другое дело, Митя.

— Так бы сразу и сказал.

— Что же ты, братец ты мой, молчал?

Ему налили водки, и он жадно, одним залпом опрокинул стакан. Закусывать не стал, а только попросил:

— Спели бы что-нибудь, если можно?

— Да что ты, братец ты наш, не до песен…

— Знаю, ромалэ, что на душе тяжело, но, может, песня душу отогреет? — Митя вопрошающе оглядел всех, находящихся в комнате.

Лица понемногу смягчались и стали уже не такими отчужденными. А когда Тари негромким голосом вывел:

цыгане дружно подхватили песню и зазвучала гитара. И вроде бы и не было никакого напряжения и сложностей тоже не было. Неожиданно песня резко оборвалась, и один из молодых цыган сказал:

— А из-за чего, собственно, ромалэ, вся эта свалка началась, а? — И тут же ответил сам себе: — Из-за того, кожаного пацана, который нам деньги был должен, который на счетчике стоял. Валера, кажется, его звали? Это его Седой пришел отмазывать. Кругом мертвяки, а тот пацан гуляет. Негоже это, ромалэ.

Цыгане согласились с ним. И тогда вступил Митя:

— Взяли того пацана. Менты замели. Он с Седым на дело ходил, там его и прихватили. Там же и Седого ранили.

— Да что ты, Митя, что ты говоришь? — возразил ему Тари. — Видел я этого парня, на свободе он гуляет.

— Не может быть, — не поверил Митя, — как это могли его отпустить?

— Понятно все, — сказал молодой цыган, — менты его на цепь посадили и ждут, куда он пойдет. Ты знаешь, Митя, куда он пойдет?

— Догадываюсь, — ответил Митя, — только туда вам хода нет. Это моя забота, я его там сам возьму, если он вам понадобился.

— Ну, этого-то ты нам отдай, если с Седым такие проблемы.

— Схожу гляну на него, — сказал Митя, и цыгане поняли его.

Странно, но жизнь Валерки не представляла для Мити никакой ценности, и сам он был ему совершенно безразличен. Знал Митя, что Валерка побежит к Алине, и решил сходить туда же, хотя это и было опасно. И конечно, не из-за Валерки тянуло туда Митю — он хотел повидать Алину.

— Ты, Митя, поаккуратней, — сказал Тари, — все-таки ты в розыске.

— Ближе к ночи схожу, — ответил Митя и больше к этой теме не возвращался.

И снова зазвучала песня, и голос вывел:

И цыгане подхватили:

И опять пронзительно зазвучал голос: