Айрис Мердок - Лучше не бывает

Рука миссис Макграт все еще соприкасалась с рукой Дьюкейна. Дьюкейн чувствовал сильный локальный ожог, и в то же самое время длинное теплое копье будто вонзилось в самую сердцевину его существа. Он не отнял руки.

Щетка упала на пол. Правой рукой миссис Макграт взяла оба стакана, прижав их друг к другу, и поставила их на один из столиков. Ее рука, как змея, стала обвиваться вокруг его руки, пальцы медленно скользили по его ладони, сжимая ее.

Дьюкейн смотрел в ставшие вдруг сонными темно-голубые глаза миссис Макграт. Она нагнулась и нежно прижалась губами к его рту. Секунду или две они тихо сидели в этой позе. Потом руки миссис Макграт обняли его за плечи, и она с силой прижалась к нему, раздвигая его губы. Дьюкейн ощутил ее язык и зубы. Через мгновение он отстранился и встал.

Миссис Макграт не шелохнулась, обе руки остались поднятыми в том же положении, в каком они только что обнимали его, когда он вставал. Ее глаза цвета Северного моря сузились теперь, забавляющиеся, хищные и острые. Она мягко сказала:

– Мой сладкий, мой сладкий, я вас люблю, я вас люблю.

Позднее Дьюкейн много размышлял о своем поведении в этом случае и не смог оправдать себя в том, что позорным образом «поддался ходу вещей». Но в тот момент главное, что переполняло его, – огромный безответственный физический восторг, связанный с тем, что случилось только что, как будто их движения с момента, когда их руки соприкоснулись, претворились в некий вибрирующий образ внутри его нервной системы. Он почувствовал необузданную радость, как человек, на шее которого висел тяжелый нелепый венок и неожиданно его сняли. Одновременно он почувствовал необходимость быть предельно прямым с миссис Макграт и сообщить ей всю правду, какова бы она ни была.

Он сказал очень быстро:

– Миссис Макграт, это правда, что я не полицейский, но я – представитель государственного департамента, в котором работает ваш муж. Боюсь, что у вашего мужа неприятности, и я пришел сюда, чтобы задать ему ряд довольно неприятных вопросов.

– Как вас зовут? – спросила Джуди Макграт, расслабляясь.

– Джон Дьюкейн.

– Вы – сладкий.

Дьюкейн осторожно сел за один из столиков, бережно отодвинув фарфоровую семейку хрюшек.

– Я боюсь, дело может обернуться очень серьезно…

– Вы очень сладкий. Вы знаете об этом? Выпейте еще розового вина. Что вы хотите узнать у Макграта? Может быть, я смогу вам рассказать?

Дьюкейн торопливо подумал: «Могу ли я?» И его профессиональная жесткость, усилившаяся еще от чувства вины, подавив его зачарованные нервы, сказала: «Да». Он проговорил, предупреждая посерьезневшим взглядом:

– Миссис Макграт, ваш муж шантажировал мистера Рэдичи.

Глаза Джуди Макграт перестали быть похожими на очи жрицы. Она глядела на Дьюкейна проницательно, хоть и доверчиво. Она смотрела на него так, как смотрят на старого друга, сообщившего дурную весть. Через минуту она сказала:

– Он, наверно, потеряет работу?

– Сколько давал ему Рэдичи за молчание? – спросил Дьюкейн. Он устремил на нее холодный, почти циничный взгляд, и все же, когда он потом думал об этом, ему казалось, что и в вопросах, и в ответах таилась страсть, как будто им предшествовала буря.

– Я не знаю. Немного. Питер не особенный умник. Он питался газетной жвачкой с самого детства.

Дьюкейн глубоко вздохнул. Он опять встал.

Пока он формулировал следующий вопрос, на лестнице послышались шаги. Они быстро обменялись взглядом. Она сказала тихо:

– Это он. Мы встретимся еще, мой сладкий, мы встретимся еще.

Дверь открылась, и вошел Макграт.

План Дьюкейна застать Макграта врасплох, несомненно, удался. Макграт замер в дверях – его розовый рот открылся – и глядел на Дьюкейна. Потом он бросил испуганный мрачный взгляд и неловко и резко повернулся к жене.

– Добрый вечер, мистер Макграт, – сказал Дьюкейн мягко. Он чувствовал тревогу и холод.

– Что ж, я пошла в паб, – сказала Джуди Макграт.

Она взяла с софы свою сумочку и двинулась к двери. Так как Макграт все еще стоял там, вперившись в Дьюкейна, она оттолкнула его. Он захлопнул за ней дверь ногой.

– Извините за вторжение, – сказал Дьюкейн. – Я понял, что задал вам в прошлый раз не все вопросы.

– Ну?

Опасное чувство равенства между ними повисло в воздухе. Грубый жест Макграта по отношению к жене как будто еще длился во всем его теле. Дьюкейн подумал: я должен ошеломить его. Он сказал:

– Макграт, вы шантажировали Рэдичи.

– Это вам жена сказала?

– Нет. Бумаги Рэдичи рассказали об этом. Как вы знаете, кара за шантаж очень строгая.

– Это был не шантаж, – сказал Макграт. Он прислонился к двери.

– Что ж, скажем так: Рэдичи вознаграждал вас за то, чтобы вы держали рот на замке. Честно говоря, Макграт, вы мне безразличны, и, если вы мне сейчас откроете всю правду, я сделаю все, что от меня зависит, и вытащу вас. Но если нет, то вами займется закон.

– Я не понимаю, – сказал Макграт, – я не сделал ничего плохого.

– Ну-ну. Мы знаем, что вы выжимали деньги у Рэдичи. Вам не приходило в голову, что, может быть, вы частично ответственны за его смерть?

– Я? – Макграт прошел в комнату и схватился за спинку софы. Он понял, что ему легко не отделаться, и лицо его стало потрясенным и одновременно брюзгливым, он все равно был уверен в своей правоте. – Он никогда не упрекал меня. Он не волновался из-за меня. Я любил его. Мы были друзьями.

– Боюсь, что не верю вам, – сказал Дьюкейн. – Вот что я хочу знать…

– Это не было шантажом , – сказал Макграт, – и вы не сможете доказать обратное. Мистер Рэдичи давал мне деньги на всякие поручения. Я не беспокоил его, это не из-за меня, лучше спросите мистера Бирана, он лучше расскажет вам о том, что творилось у мистера Рэдичи дома. Я никогда не угрожал мистеру Рэдичи ничем, вы не докажете, что это был шантаж, это не было шантажом, старый джентльмен просто любил меня, он любил меня и щедро платил, вот и все.

Дьюкейн шагнул назад. Его ум метался в разные стороны, чтобы справиться с тем, что только что так неожиданно узнал. Он сказал холодно:

– Мистер Биран… Да, конечно, он там бывал много раз, не правда ли?

– Говорю вам, бывал, – подтвердил Макграт, – и я расскажу, что было между мной и стариком. Какой я шантажист! Да я мухи не обижу! Я…

Макграт начал горячо говорить.

Дьюкейн подумал: итак, Биран лгал о своих взаимоотношениях с Рэдичи. Почему? Почему? Почему?

Три женщины медленно шли по кромке моря. Гладкое море было похоже на легкий искрящийся голубой мундир, брошенный здесь, – сверкающий, поблескивающий украшениями, отделенный тонкой темной линией от бледного голубого неба. Если смотреть на него, то в такие дни, кажется, взор теряется в бесконечности. На пляже было несколько местных, но сейчас, в мертвое время раннего полдня, они ушли. На фоне открытых зеленых холмов Барбара, скачущая на своем новом пони, была похожа на фигуру, нарисованную на заднем плане полотна Уччелло.