Айрис Мердок - Лучше не бывает

Камешки казались или лиловыми, или белыми, но при ближайшем рассмотрении они все были окрашены по-разному, и размер, и форма отличались многообразием. Все были вроде бы круглые. Но одни – плоские, другие – продолговатые, некоторые – сферические; некоторые были почти прозрачны, другие испещрены в большем или меньшем количестве пятнышками, одни однородны, другие почти черные, попадались красновато-коричневые, а иногда бледно-зеленые или фиолетовые с голубым оттенком. Тео, роясь в них, раскопал маленькое отверстие, на дне которого лежали влажные и сверкающие камешки, скрытые от скучной, нагретой солнцем поверхности. Он поднял один из них, чтобы рассмотреть как следует. Это был плосковатый серый камень с впечатанным в него веероподобным, едва различимым ископаемым. Не было смысла сохранять его для близнецов. У них много было на него похожих. Тео насухо вытер его о брюки, стряхнув песок. А потом очень нежно и деликатно положил Пирсу на позвоночник – около поясницы, установив на одном из позвонков, чей тонкий, деликатный очерк был ему видим. Пирс слегка застонал. Тео подобрал другой камешек и положил его на правое плечо Пирса, а затем для равновесия – другой камень на другое плечо. Увлекшись этим занятием, он слегка сдвинул Минго и стал покрывать спину Пирса симметричным рисунком плоских камней. Он очень осторожно выкладывал гальку, сначала вытирая каждый камешек, а потом согревая в ладонях (камни с поверхности не годились – они были слишком разогреты солнцем), прикасаясь кончиками пальцев к нагретой плоти, покрытой песком и слегка шероховатой на ощупь. Эта деятельность достигла своего пика, к которому дядя Тео жадно стремился и приход которого нарочно замедлял, дразня себя, когда он – о, так нежно и медленно – положил по камню на вершины обеих ягодиц Пирса.

Но тут раздался звук шагов по песку, и две тени упали на них. Пирс повернулся, сбросив с себя камни, и сел. Черт побери, думал Тео, черт, черт, черт.

– Разрешите нам взять Минго? – сказал Эдвард. – Он нам нужен в игре в перья.

– Он не пойдет, – сказал Пирс, – у него припадок любви к дяде Тео. – Пирс не стал прикрывать свой срам ради Генриетты, которая привыкла к мужской наготе.

– Он пойдет, если мы его особенно попросим, – сказала Генриетта. – Он такой вежливый пес.

– Иди, Минго, хватит лениться, – сказал Тео, скидывая собаку со своих ног.

– Ну что, видели летающие тарелки в последнее время? – спросил Пирс.

– Да, вчера видели одну. Мы думаем, это та же самая.

– Забавно, правда, – сказал Пирс, – кроме вас двоих, никто не видит летающие тарелки!

Близнецы гордились этим своим свойством – видеть летающие тарелки.

Эдвард, поднимавший слегка сопротивляющегося Минго на все четыре лапы, сказал:

– О, как бы я хотел, чтобы дождь пошел!

Генриетта сейчас отозвала брата в сторону и что-то шептала ему. Эдвард отпустил Минго, который сразу же рухнул. После многих перешептываний Эдвард откашлялся и обратился к Пирсу в тоне, который дети называли официальным:

– Пирс, у нас тут кое-что есть, что мы хотели бы преподнести тебе.

– Что? – спросил Пирс равнодушно.

Близнецы подошли к нему, и Пирс вяло приподнялся, опираясь на локоть.

– Вот, – сказал Эдвард, – мы бы хотели, чтобы это было у тебя, твое.

– Вместе с нашей любовью, – сказала Генриетта.

Эдвард протянул что-то, и Пирс взял это коричневой рукой, усыпанной песком. Тео, заглянув, увидел, что это была окаменелость, редкая и замечательная, совершенный аммонит. Деликатная, чуть зубчатая спираль ракушки отпечаталась на обеих сторонах камня. Пирс перевернул его в руке, море округлило края и чуть стерло линии ископаемого – именно так, чтобы породить предмет великой красоты. Тео знал, что дарение аммонита означает для близнецов большую жертву, они ценили свои камни и с эстетической, и с научной точки зрения.

– Спасибо, – сказал Пирс, довольно неловко держа камень.

Эдвард отошел назад, как бы для поклона, а затем быстро переключил свое внимание на Минго, снова пытаясь оживить его. Пирс лениво встал на ноги. Близнецы, часто повторяя «хороший мальчик» и «ну, пойдем же», пытались соблазнить Минго следовать за ними, и они уже отправились в путь по лилово-белой равнине, когда вдруг Пирс неожиданно дернулся и выпрямился, как если бы его ударило током. Затем он скрутил свое тело, подобно пружине, отвел руку назад, резко повернулся на пятках и мощным броском послал аммонит далеко в море.

Эдвард и Генриетта, увидев, что произошло, замерли как вкопанные. Тео встал. Пирс повернулся спиной к морю. Близнецы продолжали путь, странно петляя, Минго бежал за ними.

– Ты настоящая маленькая свинья, – сказал Тео Пирсу. – Что на тебя нашло?

Пирс посмотрел на него через плечо, лицо его было трудно узнать – оно было искажено, как японская маска. Тео подумал: с ним что-то творится, он сейчас заплачет.

– Спокойно, Пирс.

– Я так жутко несчастен.

– Ладно. Но не надо вымещать это на близнецах.

– Наверно. Но какая разница. Я ненавижу всех. Все – черно.

Представляя себе, как он обнимает нагого куроса, Тео опустился на камни и подложил под себя руки. Пирс стоял между ним и водой, дергаясь и содрогаясь своим коричневым телом, как узник в цепях, на фоне сияющей голубизны моря и неба.

– Держи свою черноту внутри себя, – сказал Тео, – не передавай другим.

– Если я буду держать это внутри, я умру, наверно. Был ли ты когда-нибудь безнадежно влюблен, дядя Тео?

– Да. – Бессмысленно даже пытаться описать это, подумал Тео, вжимая ладони в гальку.

Вяло ссутулясь и гримасничая, Пирс подобрал свою одежду и медленно пошел по берегу в направлении, противоположном тому, куда ушли близнецы. Тео хотел было позвать его назад. Но потом подумал: о, дай ему уйти, с бесплодной любовью ничего не поделаешь, ее нужно просто перенести, я перенесу. Я перенесу.

Он поднялся, но не пошел за Пирсом. Он пошел туда, где вдалеке сидели близнецы и рядом с ними Минго. Они не играли в перья. Когда он подошел поближе, то увидел, что Генриетта плачет.

Минго встретил Тео так, будто они не виделись год. Тео сел рядом с Генриеттой.

– Перестань, малышка, не горюй. Пирс очень несчастен, ты ведь знаешь. А когда люди несчастны, они порой заставляют других страдать чисто автоматически.

– Зачем он это сделал? – крикнул Эдвард возмущенно. – Если он был ему не нужен, так вернул бы нам. Он был такой красивый.

– Это был самый красивый из всех, – хныкала Генриетта. – Эдвард не хотел дарить его, а я его уговорила, только чтобы порадовать Пирса. О, если бы я этого не делала!

– Никогда не жалей о добром поступке, – сказал Тео, – в нем больше смысла, чем ты думаешь. Пирс будет извиняться, и вы должны простить его.