Сергей Зацаринный - Венгерская вода

Кончилось смутой. Юрия-Болеслава, не то зельем извели, не то сам уж больно ко времени умер, только снова опустел княжеский стол и ринулись на Галицию и Волынь соседи, жаждущие добычи. Война теперь пошла не только за власть, но и за веру. Так получилось, что против католических союзников Венгрии и Польши, встала Литва.

Ольгерд, конечно, рассчитывал, что и Орда не останется в стороне. Ханы исстари вступались за своих улусников. Тем более, что Венгрия уже не первый год теснила татар за Днестром. Лет десять назад разгромили и полонили самого Джанибекова зятя. Невзирая на предложенный огромный выкуп, пленника казнили и голову отослали королю. Хан даже отомстить за родича не смог. Сначала завяз в Крыму на войне с генуэзцами, потом чума выкосила его улусы так, что самому пришлось бежать из столицы в загородный Гюлистан.

В это время и самих литовцев постигла большая неудача. Разбили их в битве на реке Страве тевтонские рыцари. Да так разбили, что подкосили под корень всю мощь Литвы. В этой битве и погиб князь Наримунт, у которого Туртас в дядьках служил.

Потому ли, или ещё почему, но посольство Ольгерда в Золотую Орду, отклика у Джанибека не нашло. Больше того, впал он в немалую ярость и выдал послов во главе с ольгердовым братом Кориатом московскому князю.

Поговаривали, что сам Симеон Иванович литовцев перед ханом и оговорил. Что уж он сумел нашептать в ханское ухо через верных людей неведомо. Не приложила ли свою руку к этому и могущественная ночная кукушка Тайдула, всегда благоволившая московскому князю? Только помощи Ольгерд против католиков не получил. Мало того, вскоре стало известно о деле неслыханном. Хан согласился отдать Галицию польскому королю. При условии, что тот будет по старине выплачивать ордынский выход.

Оставшись наедине с литовским князем поляки и венгры быстро выбили того и с Волыни. Не остался в стороне от пирога и князь Московский. Он быстро привёл под свою руку Смоленск, до сих пор весьма ловко пользовавшийся покровительством Литвы.

Вот тогда опытный волк Ольгерд, поняв, что его обложили со всех сторон, решил выскочить из хитро устроенной облавы. Его брат Кориат, вырвавшись из московского плена, отправился к венгерскому королю и пожелал принять католическую веру. Отныне в этой истории появилась невидимая, но мощная рука Авиньонского престола.

Феодорит стал никому не нужен. После того, как его не принял Новгород, а новым митрополитом утвердили московского кандидата, ему оставалось надеяться только на литовского князя. Из под руки которого ушли Галиция, Волынь, Смоленск. Да и киевский князь, мог в любой миг, убоясь Орды, выдать незадачливого святителя татарам.

Пастырь не стал ждать развязки. Воспользовавшись заминкой, неизбежной в то время, пока посланники и гонцы везли новости по долгим русским дорогам, он исчез. Съехал в одночасье со своего киевского подворья, к великой радости и облегчению тамошнего князя, и больше нигде не появился. Как в воду канул. Исчезла и его многочисленная свита.

Часть её состояла из тех людей, что сопровождала будущего искателя белого клобука в Царьград. В основном, это были люди с Волыни, посланные князем Любартом, братом Ольгерда. Он и Кориат были главными искателями наследия короля Даниила, в борьбе за которое они хотели найти поддержку у православных священников и населения. Другие прибыли с Феодоритом из Болгарии. Про них никто ничего не знал. Даже неизвестно сколько их было. Приехали с митрополитом в Киев, исчезли вместе с ним бесследно. Кто-то, конечно, домой вернулся, вот только все ли?

Уже когда архиепископ Моисей, много лет пробывший в затворе, вернулся на осиротевшую новгородскую кафедру и обнаружил в городе еретиков-стригольников, забравших к тому времени немалую силу, вспомнили про то, что ересь такая уже много лет цвела буйным цветом в Болгарии. Кто другой, может и не сразу бы сообразил. Однако Моисей был человеком мудрым, знающим и книжным, а самое главное, бывалым. Он в былые времена поездил по разным краям, пообщался с разными людьми. Немало знал и про болгарских еретиков. Не в Феодоритовой ли свите занесло к нам эти злокозненный семена? У себя в Болгарии с подачи новой царицы сейчас, слышно, за них крепко взялся сам Иван Александр. Многие бежали. Свита русского митрополита для этого самое удачное место. Куда им теперь? Путь назад заказан.

Кое кто из тех, что ездил из Литвы с Феодоритом в Царьград, подался, после его бегства в Москву. Это были по большей части волынцы и галичане. Теперь, когда их земли оказались под католическими государями, они не хотели туда возвращаться. В Москве было немало народа, переселившегося туда с Волыни и Галиции, после начала войны и смуты. Тот же переяславский епископ Афанасий, который был местоблюстителем во время отъезда митрополита, был оттуда. Да и наш Симон тоже. Книжные и учёные мужи пришлись весьма ко двору на новом месте.

Люди из бывшей свиты Феодорита говорили, что с ним из Болгарии прибыли книгописцы, весьма искушённые в ремесле скрипторном: рисовальщики, пергаментщики, переплётчики. У иных было с собой немалое число книг и тетрадей. Обычное дело для духовной особы — книжная премудрость всегда была под рукой пастырей. Вот только у одного из этих людей видели книгу, рекомую «Власфимия». Тут уже было отчего встревожиться.

На Руси книгу эту хорошо знали. Ещё со времён Петрова нестроения, когда доброхоты тверского князя пытались обвинить владыку в стяжательстве и симонии, она была в ходу. Именно из неё брали обвинители слова о недопустимости поставления священников «по мзде» — за плату. Нужно сказать, что плату взимали порой, действительно немалую. Особенно, когда речь шла о поставлении священника в какой-нибудь богатый городской приход. Задержка в таком деле приводила к большому отягощению для паствы. Это же не обвенчаться, ни усопшего отпеть. Кряхтели, но платили.

Однако, если по сельским погостам воспринимали платёж, как неизбежную тягость, правомочность которой ведома арихирею, представлявшемуся в глуши чем-то вроде князя небесного, то в городах народ был книжный и грамотный. Здесь обреталось немало приезжих, да и свои купцы много что видали. Книжная премудрость была в почёте, переписчики не сидели без работы, а в многой мудрости, как известно, много печали. Очень скоро грамотеи стали отыскивать в писаниях мысли о неправедности поставления священников за плату. Про это твердили и некоторые монахи, легко доказывавшие свои слова ссылками на святых отцов.

Сказанное улетает. А вот написанное остаётся. Очень скоро разговоры и споры были собраны вместе в одну книгу. Она называлась «Власфимия».