Сергей Зацаринный - Венгерская вода

Обо всём этом я сказал Злату. Добавив, что Омар как раз вряд ли оценил это великолепие. Как все люди, больше всего увлечённые внешним блеском, он очень любил сладкое. Никогда не уделяя внимания тонкости вкуса. Хотя не сомневаюсь, что прелесть, а самое главное, цена здешнего мёда ему несомненно должны были понравиться.

Между тем приготовления закончились и мы тронулись в путь.

Дорога очень скоро нырнула в лес, обратившись широкой тропой, несомненно видавшей время от времени не только пешеходов. Баркуку теперь не нужно было бежать и он весело вышагивал в конце процессии. Заросли расступились и перед нами предстал склон горы, в котором чернел вход в её глубину. На поляне сидели несколько человек. Здесь был вырыт в земле небольшой очаг, прикрытый от непогоды деревянным навесом, из которого курился дымок. Там что-то варилось в большом горшке. Судя по запаху, каша из проса. На здешнем рынке оно стоило дороже ячменя.

Увидев нас, люди вскочили. Спешившись, я обратился к ним на греческом языке. Они переглянулись и замотали головами. Не понимают. Тогда слово взял Мисаил. Однако на просьбу встретиться с настоятелем все дружно развели руками. Такого нет. Здесь не монастырь, каждый сам по себе. Отшельники. Никто ни кому не указ.

Я внимательно прислушивался к тому, что они говорили между собой, но этот язык был мне непонятен.

Мисаил между тем посетовал, что, услышав в городе про находившийся неподалеку монастырь, хотел попробовать продать здесь ладан, который остался от прежнего хозяина. Отшельники снова развели руками: у них и храма нет, каждый молится отдельно.

— Ну ладан то вы курите? — спросил Мисаил, — Вот немного оставлю. В дар. Коли старшего у вас нет, возьмите каждый понемногу. Помолитесь за раба Божьего Мисаила. Я ведь тоже христианин.

Он подал мне знак. Я развязал мешочек и стал давать каждому по кусочку драгоценной смолы. Отшельники сразу повеселели и оживились.

— Позови остальных, — кивнул я на вход в пещеру, изо всех сил коверкая кипчакскую речь, чтобы ни у кого не осталось сомнений почему я уступил слово своему спутнику. Но, в то же время было понятно, кто здесь главный. Двое сразу исчезли в глубине горы.

Мисаил изо всех сил старался завести беседу. Рассказал, что мы приехали издалека искать пропавшего неведомо куда Омара, похвалил порядок на дорогах, а ещё спросил можно ли посмотреть пещеры.

— А кто вам может запретить? — удивились отшельники, — Хоть совсем оставайтесь. Там под землёй места хватит. А не хватит, так можно новую келью вырыть. Порода здесь мягкая.

Между тем из пещеры вышло ещё несколько человек. Они подошли и, поклонившись, получили ладан. Один из них, узнав про моё желание войти внутрь, зажёг бывшую с ним облитую смолой палку и пригласил посмотреть его келью. Вы двинулись во мрак подземелья.

Только теперь мне стало понятно, почему отшельники так часто избирают для своего уединения именно пещеры. Где ещё можно уйти от мира столь ощутимо и бесповоротно? Остаться наедине с собой там, куда не проникает даже свет.

Узкий ход словно уводил в иной мир. Через несколько шагов он повернул, и последние проблески солнечного дня померкли. Теперь нас окружала только тьма и тишина, озаряемая колеблющимся пламенем факела. Меня сдавил безотчётный звериный ужас. Захотелось немедленно повернуться и бежать назад. Туда, где жизнь, где свет, где сияет солнце, поют птицы и колышутся листья на деревьях. Сколько ещё тянется этот ход? Мы опускались вниз, в стене показался вход в тесное помещение, едва освещённое маленькой свечкой. Оттуда на нас молча глянул человек, показавшийся мне страшным демоном. Он не приветствовал нас ни словом, ни движением. Прошли ещё мимо нескольких келий, но в них не было света, лишь непроглядная, как смола тьма, дыхнула на нас оттуда. Прошли мимо поворота, уходящего куда то вниз. Туда, где из мрака не доносилось ни звука, ни дуновения.

Келья нашего спутника оказалась крохотной пещеркой, где не было даже лежанки: подстилка, грубый плащ, глиняный кувшин. Я попытался представить, что чувствует человек, оставшийся здесь один в полном мраке и безмолвии. Не зря монашество именуют подвигом.

— Не страшно? — спросил я.

— Страшно, когда бесы приходят, — ровным, бесстрастным голосом отвечал отшельник, — И искушают.

Когда мы, наконец, выбрались наружу, у меня было одно желание: поскорей убраться подальше от этого места. Всё то, зачем я шёл сюда: интриги, козни, лазутчики, тайные посланцы показалось теперь таким мелочным и незначительным, что даже не хотелось об этом думать. Меня коснулось нечто вечное и непостижимое. Страшное и непонятное для слабого человека. Отдав проделавшему с нами это путешествие в преисподнюю мешочек с остатками ладана, я направился к лошадям.

Вот тут и обнаружилось, что нет Баркука. Он вошел вместе с нами в пещеру, а обратно не вышел.

— Не пропадёт, — успокоил нас один из отшельников, — Проплутать здесь можно долго, но совсем не заблудишься. Пещеры не так уж велики.

Несколько человек устремились на поиски. Нам же волей-неволей пришлось болтать остальными. Напряжение и недоверчивость прошли, и разговор пошёл бойко.

Оказалось, что пещеры уходят вглубь горы на несколько уровней. Кто их вырыл неизвестно. Ещё от прежних времён остались, когда был здесь древний город Наручадь. Его Батый разорил. Окрестные ведуны рассказывают предания, что это дело рук неведомого народа — чуди. Были они великими колдунами и знахарями, а потом исчезли. Ушли под землю, затворившись в тайных пещерах. Сказок много рассказывают: про призраков, про сокровища.

Отшельники это место облюбовали, когда здесь Узбек жил. Много всякого народа тогда сюда потянулось. Среди них немало христианской веры. Архиреи часто бывали со свитой. Жили подолгу. Добирались люди из Киева, даже с самого Афона и Царьграда. Старые люди помнили грека, который искал иноческого подвига в северных лесах, желая уподобиться первым фиваидским отшельникам. Насельники те, к прежним чудским пещерам, немало своих келий и ходов добавили. Совсем уже было монастырь здесь образовался. Мало не успели получить устав и игумена.

Потом хан уехал. С ним пропали сильные и богатые. Последние тридцать лет сюда не то что архиреи, священники редко заглядывали. Когда в Червлёном Яру монастыри были, часто иеромонахи наезжали. Теперь там запустение. Бывают изредка, наездами, разные пастыри, из безместных. Но не задерживаются. Отслужат общую службу несколько раз, отпоют усопших, а к причастию приходится ездить далеко. Оттуда и святую воду везут.

Года два назад появлялся один архирей, но был он папской веры. Предлагал и устав и священника, и поставление в игумены. Не соблазнились. Однако он не огорчился. Сказал, что если надумаете, найдёте его в городе Сарае. Только дело это дело несподручное. Здесь каждый сам по себе. Нет никакой общины. Многие даже не знают, кто в соседней келье спасается. Сам человек общения не ищет и к нему никто не лезет. Отшельники. Есть такие, что без пострига. Просто беглецы от мира.