Сергей Зацаринный - Венгерская вода

— Значит верёвочка тянется туда, — сделал вывод доезжачий.

Я увидел, как ноздри его раздулись, как у пса, учуявшего след. В глазах вспыхнул охотничий азарт.

— Только куда приведёт эта верёвочка? — тусклым голосом продолжал Илгизар. Он даже перестал чертить и выпрямился, сунув руки в рукава халата. — У пропавшего был сообщник, который доныне сидит в Мохши и следит за всем происходящим. Зорко следит. Несчастный носильщик не дожил до полудня, едва по базару разошёлся слух, что его вызвали к приехавшему из столицы сыщику. Этот человек сидит здесь не просто так — стережёт какую-то тайну. Какую? Помните, один москательщик рассказал, что этот самозванец выспрашивал что-то про мазь императрицы Зои? Потом он выпытывал у колдуна про сосуд и платок. После чего платок оказался в его вещах.

Илгизар выпростал руки из рукавов и наставительно поднял палец:

— А потом двое неизвестных в подземелье гадают, куда он дел сосуд.

— Похоже у нас действительно остались одни неизвестные, — зло пошутил Злат.

— Зато у нас теперь есть узел, к которому тянутся все нити, — торжественно провозгласил Илгизар, — Это таинственный сосуд. Про него спрашивали приезжавшие к лесному колдуну. Про него говорили те двое из подземелья. Но старик уверен, что его не было в гробнице. Знаете, что мне кажется самым непонятным в этой истории? Зачем этот купец или как его там ещё, выспрашивал у москательщика про мазь императрицы Зои.

Только теперь я заметил, что с нами нет Мисаила. Он так и остался болтать о чём-то с Магинур, Симбой и Баркуком. Молчаливому искателю сути вещей, годами торчавшему в своей уединённой лаборатории, оказались милее простые сказки. Или он предпочёл общество прекрасной девушки? Она сказочница, как и её мать. Я посмотрел на Илгизара. Ведь этот поклонник строгой мудрости, верящий во всесилие мысли и таинство вычислений, женился на сказочнице. Может это неспроста? Суровая строгость логических построений, основанных на твёрдых фактах и должна соединяться с безграничной страной вымысла, где нет ничего невозможного? Мне вспомнился один из моих учителей на вопрос, что больше всего отличает человека от животного, неизменно отвечавший: «Воображение».

Я представил себе этот таинственный сосуд, к которому, по утверждению нашего поклонника учения аль-Хорезми тянутся все нити этой истории. Потом вспомнил про дух коварной и жестокой царицы, выпущенный из заточения. Страшный крик ночной птицы в лесу. Отблески пламени на стенах мрачного подземелья. И перстень, которым нужно было запечатать гроб, после того, как туда вернут похищенный платок.

Но едва моё сердце замерло в сладком ужасе, в голове стали появляться иные мысли. Про сосуд колдун не сказал ничего. Он не представлял опасности? Или не был связан с потревоженным духом царицы?

Похоже мне никогда не стать сказочником.

В тот вечер Мисаил так и ушёл ночевать к Илгизару. С ним, конечно, увязался обрадованный Баркук, охваченный желанием увидеть заветную книгу сказок с картинками. Признаюсь мне и самому хотелось её посмотреть. Персидские книжники не так строго соблюдают предписание, запрещающее изображать людей и животных. Поэтому их манускрипты часто украшены красочными миниатюрами, подобными россыпи затейливых самоцветов. Можно представить, как роскошно изобразил искусный художник мир волшебных сказаний.

Утром Баркук вернулся один. Сказал, что Мисаил с хозяином чем-то занимаются в лаборатории. Похоже мой спутник уже начал скучать по Каиру. Наверное нам пора собираться в обратный путь. Поручение деда я выполнил — жалобу о пропаже брата подал. Кроме того, забрал его имущество и даже смог выгодно продать оставшийся ладан. Утром как раз приезжал Симон, чтобы получить его, вручив мне заёмное письмо с подписью и печатью митрополита Киевского и всея Руси Алексия. Злат заверил меня, что старый Касриэль на обратном пути с радостью обменяет его на звонкую монету.

Он вернулся от эмира, к которому ездил вместе с Симоном. Доезжачий предстал по этому случаю во всём великолепии. Облачившись в красный шёлковый халат, шитый по вороту и подолу мелким жемчугом, с золотым поясом, пожалованным за заслуги самим ханом и дававший его обладателю наивысший почёт, он даже посох не взял, чтобы разговаривать, положив ладонь на рукоять сабли. Несмотря на всю эту грозу и великолепие, Злат не надел на грудь ту самую золотую пайцзу. Видно хотел подчеркнуть, что посещает эмира не по службе, а по дружбе.

По делам к нему ходил Симон. Предъявив грамоту митрополита, он уведомил главу улуса Мохши, что до Москвы долетаю слухи, будто в этих краях имеется христианский монастырь. Никаких прошений для этого в епархии не было, грамот не выдавалось. Следовательно, никакого православного монастыря, находящегося под рукой митрополита, а, следовательно под охраной, пожалованного церкви ханом Джанибеком, да продлится его царствование, ярлыка, не имеется. Заодно он попросил светлейшего эмира проверить, не скрываются ли там люди, которые находятся под судом и в ведении православных архиреев, но бежали с мест, им указанных: монахи, священники и иные слуги.

После чего, озадаченный правитель улуса стал держать совет с Златом, попросив совета у гораздо более умудрённого в таких щекотливых делах, столичного гостя.

Привычный больше к загонной охоте в степи вояка был склонен и здесь поступить также. Нагрянув с отрядом в пещеры, взять под стражу всех обитателей, после чего подвергнуть каждого строгому допросу. Злат посоветовал проявить осторожность: послать к подземным обитателям приказ прибыть к эмиру для переписи. Пригрозив за неявку строгой карой. А в лесу устроить засады. Чтобы переловить тех, кто попытается удрать. План эмиру понравилось. Нужно только было сохранить всё в тайне.

Чтобы не привлекать внимание, решили отправить отряд стражи с сотником на Рязанскую дорогу для осмотра мостов и караулов, а через два дня они, не заезжая в город, потихоньку вернуться в лес и скрытно обложат подступы к пещерам.

Узнав про это Туртас сразу засобирался домой:

— За два дня как раз обернусь, не спеша. Прихвачу своих собачек для такого дела. Помогу стражникам ночью тропки караулить.

— Старый охотник, — одобрительно молвил ему вослед доезжачий, когда Туртас выехал на дорогу, — Какую только дичь не переловил на своём веку. Даже тигров в стране великого хана в Ханбалыке. Когда-то был у хана Тохты любимым соколятником. Вот такой же золотой пояс имел: не всякий темник может похвастать.

За обедом, на который остался и Симон, Злат рассказал, что наш слуга слышал в пещерах ясскую речь. Инок сразу оживился:

— Из Молдавии. Туда лет пятьдесят назад много ясов из степей ушло. Служили ромеям, потом за Дунай вернулись. Сейчас под рукой у венгерского короля. Здешние лесные ясы свой особый говор имеют, а вот те, что в Молдавии сейчас, они совсем недавно жили недалече от Кавказа. Так что не ошибся я — дотянулась сюда рука Людовика Венгерского. Старая история.