Мишель Бюсси - Я слишком долго мечтала

– Только три человека были в курсе, Натали. И двое уже не заговорят. Осталась одна ты.

Ничего не понимаю – какая тайна? А песня продолжается:

– Что ты скрываешь от меня, Улисс?

– Входи, входи в дом Илиана. Там я тебе все объясню!

Во мне вскипает гнев. Я пытаюсь перекричать музыку, заглушить слова, которые сводят меня с ума.

– Нет, Улисс, я не выйду из машины, пока ты не объяснишь мне, в чем дело. Здесь же! И сейчас!

И тут я слышу смех Улисса – слегка наигранный смех, в котором звучит презрение. Он наконец распрямляется, найдя то, что искал.

И я не верю своим глазам.

Улисс целится в меня из револьвера.

Как только я отворяю дверь и вхожу в дом Илиана, слезы мгновенно затуманивают глаза. Я оглядываю комнату, каждый ее уголок, на минуту забыв об оружии в руке Улисса. И пытаюсь ответить на нахлынувшие вопросы. Зачем Улисс заманил меня сюда? Чтобы раскрыть какую-то тайну? Чтобы убить?

Комната невелика – примерно метров двадцать. Кухонный уголок, барная стойка, продавленный диванчик, покрытый легкой оранжевой тканью. И меня пронизывает щемящее чувство: да, Илиан действительно жил здесь!

Этот домик в Шаре чем-то похож на самого Илиана: скромный, банальный фасад – чтобы надежнее скрыть все своеобразие его личности. Эта комната – его музей.

Я обвожу взглядом постеры, развешенные на стенах. Дж. Дж. Кейл в Талсе, Стиви Рей Вон в Монтрё, Лу Рид в «Батаклане» [126] «Батаклан» – театр в Париже, расположенный на бульваре Вольтера. , коробки с виниловыми пластинками, CD-проигрыватели, гитары, прислоненные к стенам или к кухонной перегородке, кучи нот, разбросанных по столу, стопки пластинок с фолк-роком на стуле и, наконец, красная клетчатая кепка на крючке у двери, словно Илиан выглянул из дома на несколько солнечных минут и вернется, как только небо передумает и затянется тучами.

Да, Илиан укрывался здесь. Чтобы наслаждаться страстью к музыке. Чтобы слушать чужую музыку и играть свою, сочиненную без посторонней помощи.

Улисс знаком велит мне сесть на один из барных стульев. Выпить он не предлагает. Сам же удобно располагается на диванчике с ярким покрывалом. Теперь ни одна капля пота не увлажняет его лицо – волнения как не бывало. Он выглядит куда более спокойным, чем в «мерседесе», как будто, скинув маску продюсера-покровителя, освободился от какого-то гнета. Но револьвер по-прежнему нацелен на меня.

– Я сделал все возможное, чтобы этого не случилось, Натали. Надеялся, что тайна не выплывет наружу. Так оно и было, на протяжении многих лет. Так должно было продолжаться.

Подавшись вперед на своем насесте, я устремляю на него презрительный взгляд. Странное дело: даже под дулом револьвера я чувствую себя сильной. Однако через какую-то секунду что-то отвлекает меня. Вижу три закрытые двери. Куда они ведут – в ванную, в спальню, в другую комнату? Илиан… разве он жил здесь не один? Мне не терпится встать и обследовать дом. Догадываюсь, что Улисс ждет от меня вопросов, но такого удовольствия я ему не доставлю. По крайней мере, в эту минуту. И я молчу. Улисс явно удивлен. Усаживается на диване поудобнее и продолжает свой монолог:

– Ты помнишь, Натали, тот вечер в Джакарте, в ресторане Great Garuda ? Я сидел через несколько столиков от вас, с индонезийскими продюсерами. Все произошло предельно просто. Илиан сел за пианино. И одному из продюсеров, некоему Амрану Бакару, понравилась песня, которую он исполнял. Он успел записать слова и музыку и предложил мне продать их. Я согласился. Все случилось спонтанно. В последующие дни я не успел обсудить это с Илианом. Ты-то знаешь, что он был занят более важным делом… Потом, в течение нескольких недель, я много разъезжал и как-то позабыл известить его и заключить с ним контракт. Кем я тогда был? Жалким импресарио без гроша в кармане, который держался на плаву только благодаря сомнительным контрактам. И уступка прав какой-то неизвестной мелодии какому-то неизвестному продюсеру в Индонезии не обещала улучшить состояние моих финансов или положение Илиана. Так я тогда думал. Я действительно был в этом уверен.

Он замолкает. Медлит, ожидая, что я не выдержу и начну его расспрашивать. Хочет насладиться моим гневом, спровоцировать на агрессию, чтобы оправдать ответную. Изложить мне ситуацию, а потом ликвидировать. Но я не намерена сдаваться. Храню молчание до тех пор, пока тишину не прерывает какой-то глухой шум. Он доносится из соседней комнаты, как будто кто-то скребется в дверь. Моя первая мысль: там заперто какое-то животное. Собака? Или кошка? Улисс тут же снова начинает разглагольствовать, повысив голос, будто хочет заглушить эти звуки.

– Тебя это, наверно, удивит, Натали, но в Индонезии тоже существует музыка. Музыкальные радиопередачи, певцы, концерты. Во всех уголках планеты есть музыка, но самые популярные певцы почти всегда поют на языках, понятных местным жителям, и в результате они становятся идолами публики у себя на родине и совершенно неизвестны в остальном мире. Никто за пределами франкоговорящих стран не знает Холлидея, Сарду, Балавуана или Голдмана. Вот ты можешь назвать хоть одного польского певца? Или русского? Или мексиканского? Или китайского? Короче, я все это говорю, чтобы ты поняла: за исключением нескольких американских и английских поп- и рок-звезд, прославившихся во всем мире благодаря радио и телевидению, в мире нет ничего более разобщенного, чем эстрада!

Теперь я явственно слышу царапанье. Улисс тоже его слышит, не может не слышать. Но не реагирует. Нет, это не кошка – ни одна кошка не способна царапать дерево так громко…

– В Индонезии, Натали, двести шестьдесят миллионов жителей. Это самая густонаселенная страна в мире – после Индии, Китая и США. Население Франции в четыре раза меньше. Нетрудно подсчитать, что роялти какого-нибудь Сарду, Голдмана и Джонни здесь были бы в четыре раза выше. Тот продюсер, Амран Бакар, пустил в ход песню Илиана, не изменив в ней ни единой ноты, ни единого слова, он только сделал перевод и отдал ее Бетаре Сингарадже, одной из самых популярных певиц Индонезии. И на сегодняшний день там продано уже больше шестидесяти миллионов пластинок. А пластинок с другой песней, Sedikit kamu [127] Букв.: «Немного тебя» (индонезийский) – измененное название песни «Оставь от себя немножко». , на десять миллионов больше. Но для исполнительницы это сущий пустяк, она продолжает записывать все новые и новые диски, и в настоящее время цифра продаж приближается к ста миллионам.