Людмила Мартова - Туман над темной водой

– Куликов знал про то, что вы Головина прячете?

– Конечно. Не одобрял, да что ж делать-то. Мы ж один ящик уже достали. Нам всего-то ничего оставалось. Увезли бы все в безопасное место, а я бы потом вернулся и Пашу отпустил. Он бы уже ничем не успел мне помешать.

– Говоришь, что не убийца, но Веню Глебова вы все-таки убили… Он-то вам чем помешал?

– Это не мы.

– Куликов перед тем, как его инсульт разбил, тоже утверждал, что это не он.

– Ну да. Он сначала на уголовников думал, как и все. А потом заподозрил, что это мы указание нарушили и в деревню выбрались. Позвонил по телефону, орал страшно. Ну, я ему и сказал, что мы с болот ни ногой, как он велел. Пашка свидетель, что я один отлучался, и то только для того, чтобы термосы с хавчиком принести.

– Откуда Глебов узнал про алмазы? Он перед смертью все про них бормотал, говорил Ирине Поливановой, что она должна их забрать, потому что они – ее.

– Да без понятия я. – Мохов пошевелил затекшими в браслетах пальцами. – Я его несколько лет не видел. Может, он Полиекта выследил, когда тот в лес ходил. Может, подслушал чего. Мы его не трогали, вот те крест.

– Ладно, верующий. Вставай. Пошли.

– Куда?

– К Паше Головину. Сейчас я тебя к себе браслетами пристегну, так что, если вздумаешь какой фортель на топи выкинуть, утонем оба. Понял?

Мохов понуро кивнул, и вот теперь они, скованные одной цепью, медленно пробирались по кочкам в центр бирюковской трясины. Разговаривать не хотелось, хотя вопросов у Веретьева по-прежнему было больше, чем ответов. Если Мохов и Куликов говорили правду и они действительно не трогали несчастного Вениамина, то кто же тогда его убил? Кто поджег дом Ирины, заколотив двери в надежде, что в огне сгорит и сама молодая женщина, и ее маленький сынишка, и он, Веретьев? И зачем от них пытались избавиться? Неужели только из-за того, что невольно они подобрались к разгадке алмазной тайны совсем близко?

Он снова и снова перебирал в голове возможных участников этой давней истории. Убившие Петра Поливанова Иван Мохов и Сергей Глебов были давно уже мертвы. Сын первого, участвовавший в раскопках, утверждает, что не имеет к убийству никакого отношения. Сын второго и есть жертва. Давно нет в живых и Дмитрия Головина, чей сын Паша знал о давней трагедии от отца, приехал в этом году на болота, пробрался в глубь трясины, где и сидит, связанный, уже неделю. Он точно убить не мог. Полиект Куликов перед смертью клялся, что не убивал Веню. Отчего-то внутренним чутьем, обычно его не подводившим, Веретьев знал, что тот говорил правду. Да и дом поджечь он никак не мог, поскольку скончался за полдня до этого.

Или преступница Светлана Георгиевна? Та самая, на попечение которой Веретьев оставил Ирину до приезда полиции и пожарных? Внезапно его прошиб пот.

– Стоять.

– Что такое? – Мохов испуганно дернулся, чуть было не свалив Веретьева с ног.

– Позвонить надо.

Ирина ответила сразу, и в голосе ее сквозило такое неприкрытое облегчение, что Веретьев цел и невредим, что он довольно улыбнулся. Скороговоркой молодая женщина рассказала, что пожарные закончили работу, что дом сгорел почти дотла, что Семен Ильич приехал и уже опросил и саму Ирину, и Светлану Георгиевну, что ребята из поискового отряда во главе с Игнатом рядом. Это было кстати.

– Скажи им, чтобы ждали и ни на шаг от тебя не отходили, – попросил Веретьев. – И передай, что Пашка жив и скоро я его приведу.

Ирина была в безопасности, а все остальные непонятки вполне могли подождать. Сейчас вызволить Пашу казалось Веретьеву гораздо важнее, чем вычислить, кто убил Глебова. Убрав телефон, он дал короткую команду Мохову двигаться дальше.

Еще через десять минут они оказались в центре бирюковской трясины. Перед тем как шагнуть на островок, где стояла большая палатка, Веретьев отстегнул наручник на своей руке и молниеносно защелкнул его на второй руке Мохова.

– Извини, но так мне сподручнее, – сообщил он и прыгнул.

На то, чтобы вырубить, а потом связать пятерых искателей кладов, у него ушло минуты две, не больше. Разложив их в ряд на земле и для верности скрепив друг с другом еще одной веревкой, он оглядел «поле боя» и нехорошо ухмыльнулся. Трое из пятерых оказались такими молокососами, что гордиться своим боевым подвигом было даже как-то неловко. Пожалуй, с дюжиной таких мальчишек Веретьев справился бы, даже не вспотев.

– Когда очухаются, объясни им расклад, – коротко приказал он остолбеневшему Мохову и нырнул в палатку, где, привалившись к стенке, полулежал-полусидел связанный, обросший и бледный Паша.

– Нашел все-таки, – только и сказал тот, закинул голову назад и истерически рассмеялся.

Веретьев молча начал распутывать узлы на сдерживающих его веревках. Видеть друга целым и невредимым казалось настоящим счастьем, но и зол он был без меры.

– Злишься? – спросил Головин, поднимаясь на ноги и растирая занемевшие ноги. – Правильно делаешь, кстати.

– Ты мне расскажи, как вдруг кладоискателем заделался, – сухо попросил Веретьев. – И не ври, что потащил отряд на болота не затем, чтобы здесь что-то разнюхать.

– Саш, ты не сердись. Я и думать не думал алмазы эти проклятые искать. Просто посмотреть хотел, как тут и что. Понимаешь, мне два года назад батя перед самой своей смертью повинился, рассказал, с каким грехом всю жизнь прожил. Вроде и не он убивал, а сказал, что лицо Поливанова у него каждую ночь перед глазами вставало. Казнился он, что сразу в милицию не пошел и не рассказал, а потом время шло, уже и не признаться было, чтобы соучастником не прослыть. Рассказывал, что он лишний раз старался мимо дома Поливановых не ходить, невмоготу ему было на тетю Машу смотреть да на Серегу, которого он без отца оставил. А Мария словно что-то знала. На могилу не ходила, все в сторону болот глядела, будто ждала, что муж вернется. Батя уж их семье старался помогать, воду носил, сено косил, огород пахал. И меня приучил за Иришкой присматривать. Это Петра Ивановича внучка.

– Внучку я знаю, – сообщил Веретьев. – Более того, вернемся отсюда – я на ней женюсь.

– Вот оно как. Неожиданно. Ну, в общем, я после отцовского откровения спать не мог. Все вспоминал, как мы в детстве за ягодами бегали с Юркой. – Он кивнул в сторону палаточного полога, за которым слышалась матерная брань приходящих в себя кладоискателей. – Начал думать, что где-то тут, под ногами, лежат ящики с алмазами. Тут меня и осенило, а что, если экспедицию в эти места снарядить? Тут же ожесточенные бои в годы войны шли. Мы с Юркой столько артефактов находили, что любому поисковику за радость. Думал, и экспедицию нормальную проведем, и, если что, клад отыщем.

– Ты меня, Паша, извини, но в отряде ты больше состоять не будешь. Это азы поискового дела – не относиться к нашему делу как к кладоискательству. Ты главную заповедь нарушил.