Валерий Махов - Сезон мести

Роман Валерия Махова — достаточно характерный образец психологического триллера, с его стремительной динамикой развития сюжета, с контрастным монтажом эпизодов, широким применением приемов усиления конфликтного действия и при всем этом — тщательно разработанными характерами персонажей, с их достоинствами, недостатками, привычками, слабостями, которые и создают рельефность, заставляющую верить в подлинность изображенных человеческих натур.

Одним из несомненных достоинств романа является детальная разработка фона основного действия, с его типичными, а потому легко узнаваемыми коллизиями, присущими именно постсоветской эпохе, и никакой другой. Этот фон не только оттеняет образы основных героев, но и придает их поступкам то логическое обоснование, без которого они бы не нашли должного отклика в нравственной позиции читателя, который с болью ощущает свою уязвимость перед силами зла и жаждет увидеть героя, который в самый критический момент придет и сурово накажет тех, на кого, казалось бы, нет управы.

Автор выстраивает четкую линию сквозного действия, неуклонно направленного на достижение идейной цели произведения: «Зло должно быть наказано». И не когда-нибудь, в момент эфемерного торжества державной справедливости, а сейчас, немедленно и зримо, так же зримо, как это зло правит бал, упиваясь своей безнаказанностью.

При этом многочисленные «свинцовые мерзости» современной жизни, достаточно выпукло представленные в романе, не оставляют ощущения безнадежности, безысходности, того, что присуще так называемой «чернухе». Напротив, при всей своей силе и масштабности Зло представлено автором как всего лишь нездоровая аномалия, которую ждет совершенно неотвратимое уничтожение. Именно уничтожение, потому что, как писал известный австрийский ученый Отто Вейнингер в начале особо чреватого Злом ХХ столетия, «с дьяволом не договариваются: либо ему покоряются, либо его уничтожают».

Роман «Сезон мести» дарит надежду на победу в борьбе с дьяволом, и это, пожалуй, одно из самых значительных его достоинств, как, впрочем, любого произведения художественного творчества гуманистического направления.

В романе неоднократно и тем не менее неизменно удачно применяется прием, называемый «болевым эффектом», — когда носители зла своими действиями настолько превышают меру допустимого, что читатель нетерпеливо жаждет возмездия в самом радикальном его проявлении.

Классическим примером «болевого эффекта» служит фрагмент романа Ф. Достоевского «Братья Карамазовы», когда Иван Карамазов рассказывает Алеше о том, как один помещик приказал затравить собаками ребенка, а затем спрашивает, что бы тот предпринял в таком случае, на что благочестивый Алеша отвечает, дрожа от гнева: «Расстрелял бы!»

Не следует забывать при этом, что главный герой романа, сталкиваясь лицом к лицу с явными злодеями, причем весьма неплохо подготовленными для ведения боевых действий и не имеющими никаких нравственных запретительных барьеров, действует на собственный страх и риск, к тому же голыми руками. На его месте в подобных обстоятельствах американский полицейский офицер не колеблясь применил бы табельное оружие, после чего получил бы поощрение за свои решительные действия.

Герой всегда предоставляет злодею последнюю возможность одуматься, остановиться перед атакующим прыжком, но… если бы тот действительно был способен одуматься, то не был бы злодеем.

Со Злом не договариваются, его не увещевают, не грозят ему пальчиком и не сажают за решетку в слепой надежде на исправление, которое не наблюдалось никогда в течение всей истории человечества. Как сказал древний мудрец Эзоп, «исправить злого человека невозможно, он может изменить только вид, но не нрав». Обратное утверждают лишь те, кому это выгодно.

Главные герои романа Махова хорошо осознают справедливость эзоповской позиции и не обольщаются насчет эффективности мирных переговоров с беспределом Зла. Они действуют, рискуя, попадая, казалось бы, в совершенно безвыходные ситуации, и тем не менее выходят из них победителями благодаря собственным достоинствам и поддержке людей, настроенных, в принципе, не столь радикально, но обладающих элементарно здоровыми нравственными установками, которые в критические моменты заставляют человека вдруг оставить позицию безучастного наблюдателя и, переступив через застарелые стереотипы, совершить поступок, продиктованный честным сердцем, возможно, даже вопреки оппортунистическому рассудку.

Вселенский закон возмездия реализуется не только посредством природных катаклизмов, но и — в большинстве случаев — руками людей, не приемлющих Зло и без колебаний принимающих сторону Бога в Его извечной борьбе с дьяволом.

Видимо, вовсе не случайно волею автора герой и героиня романа, в силу реалий бытия вынужденные решительно игнорировать евангельский постулат относительно щеки, подставленной под удар, как, впрочем, и многие иные постулаты, в итоге соединяют свои судьбы перед церковным алтарем с искренней верой в будущее, «залитое беспределом рассветов и произволом закатов».

В большой холодной женской спальне образцово-показательного детского дома номер двадцать три стояло пронзительно жутковатое зловоние. Только извращенец-токсикоман мог получать удовольствие, вдыхая запах, исходивший от неухоженных и давно не мытых детских тел. В спальне обитали тридцать пять воспитанниц — от восьми до семнадцати лет. И все они были несчастны. Несчастье их состояло в том, что, будучи сиротами и полусиротами, девочки были лишены детства и являлись личной собственностью администрации детского дома. Если мальчики с утра до вечера пахали на стройках, в садах и огородах своих учителей, то девочки были секс-рабынями. Физрук, трудовик, историк, врач, охранники, завхоз — каждый из этих мужчин имел по несколько наложниц. Все об этом знали. Все было в порядке вещей. И детям, свыкшимся со своим бесправным положением, оставалось только ждать — либо усыновления, либо совершеннолетия.

Семнадцатилетняя девочка по прозвищу Белка (именами и фамилиями здесь не пользовались) в эту ночь не спала, так как ожидала вызова к директору. Она была любимой игрушкой директора, и ей многие завидовали. Директором образцово-показательного детского дома номер двадцать три был депутат облсовета, заслуженный учитель страны Антон Семенович Макаров.

Он считал педагогику и педофилию родными сестрами.