Андрей Звонков - Невидимка. Фельдшер скорой – агент уголовного розыска

Иван посмотрел на часы, что можно делать почти час в душе? Он подошел к двери, слышался шум воды. Обычно человек как-то двигается под струями, и вода плещется, а тут звук ровный. Иван толкнул дверь, на всякий случай, предполагая, что она заперта, но та вдруг подалась и отворилась. Люся обнаженная сидела на полу, обхватив колени руками и спрятав голову между колен. Купальник валялся в углу. Душевые струи лупили ее по голой спине. Иван закрыл воду и сел на корточки перед ней.

— Люся, — позвал он тихонько. — Что с тобой?

Она потрясла головой и пробубнила, не поднимая ее:

— Ничего.

— Ну, я же вижу.

— Что ты видишь?! — Она подняла зареванное мокрое лицо, — Ты обезьяну видишь?! Что ты еще можешь видеть? Ты знаешь, как меня все это уже достало? Вечно прятаться в темноте, чтобы парень не видел мою рожу, потому что глядя на нее, у него все повисает! Анекдот слышал: «Я столько не выпью!»? — это про меня же. И эти, заботливые буржуи, как издеваются — почему вы не сделаете пластику? Суки! Да если б могла, я бы давно сделала! Стала бы я такой ходить? — Она встала перед Иваном. Потрясла себя за грудь, хлопнула по попе — Кому это нужно? Всем рожу подавай. Уши мои мешают и губы. Всем хочется поиздеваться! Или хихикают за спиной.

— Люсь, — Иван старался смотреть ей в глаза, а не на обнаженное и очень красивое тело, — не плачь, пожалуйста. Я согласен помочь тебе набрать денег на операции. Хорошо, пошаманим. Старить меня не надо, родня не поймет. А вот алкашей кодировать — это можно. Все будет хорошо. Давай, хватит реветь, пойдем. Нам ужин принесли. Пойдем. На сцене На-найцы поют. Там оказывается натуральный сборный концерт. Кого только нет!

Иван еще хотел сказать, что ее лицо нисколько не вызывает повисание лично у него, но не решился. Люсино отчаяние и раскованность результат страшных комплексов, с которыми она борется, как может и избыточная сексуальность как раз из этой категории.

Люся повернулась к Ивану спиной.

— Иди! Я сейчас оденусь и приду.

В шкафу, который Иван сперва принял за книжный, оказались совсем не книги, а видеокассеты. Иван пробежался по обложкам, наугад выдернул одну с названием Cyborg—2 Glass shadow и задвинул ее в приемную щель видеодвойки Sony. По экрану побежали титры на английском, гнусавый голос переводчика сообщил, что в далеком будущем две тысячи семьдесят четвертого года на Земле произошло черт знает что и остались только две корпорации производящие киборгов, одна японская, а другая американская.

Иван не прислушивался к голосу переводчика, на экране шла постельная сцена, какие-то мужики за столом наблюдали ее по большому телевизору из нескольких экранов, обсуждали эффективность киборгов и вдруг взрыв.

Люся не выходила. Ну, что там опять? Должна бы уже прийти в себя? Выговорилась, поревела. Но Ивана успокоил тот факт, что душевые звуки уже не были монотонными, значит, девушка там все — таки что-то моет, а не сидит на полу, как давеча.

Он уже собирался снова подойти к душевой и постучать, и вдруг увидел на экране Люсю, только немного моложе, темноволосую и в белом спортивном костюме. Девушка на экране была очень похожа на Шкребко, но в ней все было как-то в меру. Губы вывернуты, но не слишком, нос курносый, но не плюхой, и зубы не выдавались так сильно и уши — нормальные, аккуратные, а не локаторы. Иван судорожно нажал паузу, сохраняя лицо неизвестной актрисы на экране, и подбежал к двери душа.

— Люся, выходи скорее!

— Сейчас, — отозвалась Шкребко.

Она надела все ту же «лягушачью шкурку», как назвал ее комбинезон Иван. Мокрые волосы зачесала назад. Без макияжа ее веснушки стали ярче.

— Ну чего?

— Смотри, — Иван указал на экран видео.

Люся придирчиво осмотрела застывшее лицо.

— Кто это?

— Я не знаю. Какая-то американская актриса. Потом в титрах можно посмотреть, или вот на коробке. — Он протянул обложку видеокассеты.

Люся прочитала:

— Анджелина Джоли. Интересно. Страшная, губастая. Но я страшнее. И что ты этим хочешь сказать?

— Что все это условности, — Иван нажал «пуск» и сюжет на экране продолжил развитие, — хочешь ее посмотреть дальше? Красота и уродство — все это навязанные и внушенные стереотипы. Ты не урод. Есть некоторые диспропорции, но все это дело вкуса. Это однозначно. Теперь прикинь, вот ты пойдешь на пластику, тебе подтянут уши, нос поправят — немного сведут крылья, зубы подточат, да? И что выйдет? Каждый, кто тебя увидит, станет сравнивать с этой девчонкой. И будут говорить — вы похожи! Ты — вторая Джоли! Но ты — Шкребко, первая и единственная. Что лучше — первая Люся или вторая Джоли?

— Я же говорила, Ванька, что ты психолог! — засмеялась Люся. — Убедил. Я не хочу быть похожей на нее. Но кое — что подкорректировать нужно. Согласись?

— Согласен. — Иван разложил тарелки на столике, — давай ужинать. Выходить нам не позволяют. Молодняк отрывается. Концерт закончился, но вечер продолжается.

Через стеклопакет прорывались забойные ритмы рок-эн-ролла.

Они принялись за еду, поглядывая на экран. Минут через двадцать Люся нажала на «стоп».

— Чего?

— Кино — говно, — сказала она, — поищи какую-нибудь комедию. Или мелодраму.

Иван принялся перебирать кассеты.

— Вот, «Смерть ей к лицу» с Голди Хон и Брюсом Виллисом, «Исповедь невидимки» с Чеви Чейзом, «Бешеные псы» Тарантино, «Полицейская академия — три», «Смертельное оружие» с Гибсоном, тоже третий фильм…

— А наших никаких нет?

Иван вытянул кассету.

— Вот — «Гений», с Абдуловым.

— Я не видела, а ты?

— Я — тоже.

Иван поставил «Гения» и они продолжили ужин.

Вечер убывал, переходя в ночь. Артисты уехали, сцена осталась. Часть школьников погрузилась в автобусы и уехала. Люся не досмотрела фильм, свернулась на краю широкой постели калачиком и уснула. Иван досмотрел.

В десять он набрал номер ноль девять и доложил, что «Абонент Кислород ничего не видел», потому что не знал, как сложится дальнейшее дежурство и решил доложить полковнику об услышанном разговоре и записи — уже потом, когда вернется в Москву.

Ему понравилась песня в финальных титрах фильма, которую пел Абдулов. Он несколько раз ее прокрутил, чтобы запомнить текст и напевал негромко:

— Страна не пожалеет обо мне, но обо мне товарищи заплачут.

Что-то скребло в душе и он вспомнил, что отец очень любил песню на стихотворение Ярослава Смелякова: «Если я заболею…», в стихах Шпаликова сквозила фатальность и грусть, в стихотворении Смелякова ярость борьбы, это Ивану нравилось больше.

Иван продекламировал по памяти финальные строки:

— Порошков или капель — не надо. Пусть в стакане сияют лучи. Жаркий ветер пустынь, серебро водопада — вот чем стоит лечить.

Иван притушил свет в комнате, чтобы он не мешал спящей Шкребко, и, взяв с собой плеер, вышел во двор. Площадка опустела. По периметру светили фонари. Охрана снесла столики и стулья к воротам, чтобы утром все увез грузовик. Сцену разбирать не стали, но куда-то унесли динамики и электронику, видимо, чтобы не подпортила роса.