Андрей Звонков - Невидимка. Фельдшер скорой – агент уголовного розыска

В голове Ивана зашумело, и он отключился, а пришел в себя, когда с него содрали скотч, поставили на ноги, и в носу защипало от резкого запаха нашатырного спирта.

Полковник Москвичов в бронежилете поверх костюма, подошел к Ивану, потряс его за плечи, отчего Иванова голова безвольно мотнулась.

— Живой?

— Кажется да. — Сказал Иван, — слава Богу.

— Это точно, — подтвердил полковник с интонацией красноармейца Сухова. — Без Него у нас бы ничего не получилось.

— Но как вы узнали? — Иван приходил в себя, и вопросов становилось все больше.

Москвичов вышел в прихожую и принес куртку — аляску. Он чуть надорвал подкладку капюшона и достал небольшую коробочку с проводком.

— Мы слушали тебя, вся исповедь твоего тестя на пленке, — объяснил полковник.

— То есть, вы знали, что он придет ко мне?

Москвичов приказал всех уводить, вызвать труповозку и следователя, чтобы оформить гибель подполковника Пасюк — Пивторацкого при захвате. А сам он повлек Ивана на кухню.

— Ты только не пыли раньше времени, — сказал полковник, — но настоящее дело было по твоему тестю. Он с земляками создал ОПГ внутри министерства и Московского УгРо. Сейчас идут аресты по городу.

— А подстанция и наркоманы? Ложное задание?

— Не ложное, но второстепенное, — объяснил Москвичов, — и как оказалось, довольно опасное. Но ты отлично справился с ним. Я думал, ты раньше провалишься. Оказалось, что ты умудрился сразу с двух сторон проколоться. С одной это по линии «семьи», кстати, отдельная благодарность за ценнейший материал из особняка Маркевич, а вторая — то, что тесть тебя сдал майору Семецкому. Мы не только раскрыли этих оборотней, но и уничтожили одним ударом.

— А Беляков он кто? — спросил Иван, — милиционер?

— Обычный водитель, — сказал Москвичов, — бывший инкассатор.

— А… — Иван хотел спросить про Сашку Линдера, но вдруг осекся, подумал, а если Линдеру не надо, чтобы о нем узнали в МУРе? С другой стороны, Беляков то знает! Вот пусть Беляков и докладывает о нем полковнику. Иван нашел продолжение реплики, — Вот почему он так хорошо знает оружие! А вы знали про ТТ?

— Беляков мне сообщил о твоей находке, спросил, когда отдать? Я пробил номер пистолета по базе и архиву, и выяснил, что никаких преступлений за ним не числится, разрешил оставить на всякий случай.

— Я отчет написал, — Иван достал с полки, где стоят банки под крупы, конверт.

— Ну, и молодец. — Полковник забрал отчет, не читая, спрятал в карман. — Даю тебе три дня отпуска.

— А потом? — У Ивана это заявление большого энтузиазма не вызвало. Ему вдруг стало не по себе. Нового задания он сейчас не выдержит.

— Будет и потом, отдышись сперва. — Полковник отстегнул крепления бронежилета. — Все — таки, твой тесть, бывший, редкостная сволочь. — Он положил бронежилет на стол и показал два попадания в грудь из «Макарова». — Не хотел я его убивать, но он же палить начал, хорошо, что его подручные не успели достать свои пистолеты. Да, кстати! — полковник сходил в комнату и принес бумагу, — вот твоя доверенность. Можешь аннулировать.

— Мама! — вспомнил Иван, — она же с ума сходит! Я позвоню?

— Звони, — разрешил полковник, — конечно, звони.

В комнате следователь, пристроив папку на колене, заполнял протокол осмотра места происшествия, а на носилки грузили труп подполковника и кто-то из оперов пошутил:

— Неси теперь этого борова! Поторопился полковник. Надо было сперва во двор вывести, там уже шлепнуть.

Ивану, несмотря на привитый медицинский цинизм, было совсем не смешно. Все — таки, чтобы этот человек ни говорил полчаса назад, в чем бы ни признавался, но больше года он был для Ивана самым близким родственником после родителей и даже на похоронах обещал заменить отца. Никак не укладывалось в голове двуличие тестя и Оксаны. Неужели, все рассказанное — правда? Сын не его, жена искусно притворялась и на самом деле его совсем и не любила? И все их поцелуи — обнимашки, ночные ласки, страсть — все это ложь и притворство?

Не верилось Ивану. И конечно в первую очередь потому, что сам он никогда бы не сумел вот также раздвоиться и жить двумя сущностями — одной клясться в любви, обниматься, встречать вечерами с улыбкой, а другой подсыпать в водку родному человеку яд. Обниматься, прощаясь, обещать скучать и писать и при этом ждать встречи с другим мужчиной, отцом ребенка. Немыслимо!

Но Ивану не удавалось разжечь хоть искорку обиды и злобы на Оксану. Если бы он увидел ее, от нее услышал все то, что ему сообщил тесть, может быть, и возникли бы какие-то иные чувства, но в душе сохранялся вакуум. И раздвоение. Будто он в каком-то ином мире или во сне. Сейчас его разбудят, и все будет как раньше. За окнами СССР, отец жив, Оксана просто отдыхает… и нет ни Москвичова, и ничего не было. Но звуки голосов и кислый запах пороха — все подтверждало мрачную истинность реальности.

«Наверное, так себя чувствует умирающий, — подумал Иван, — останавливается сердце, и несколько минут человек еще в сознании вдруг понимает, что в груди тишина, а жизнь окончена. Хорошо, что я живу не в девятнадцатом веке или раньше — обычно в таких ситуациях люди не могли пережить стресс и вешались или стрелялись, если смерть не наступала сама собой. Или они брали оружие и, нажимая на спуск, убивали тех, кому так верили и кто их предал. Потому что для этого надо самому умереть душевно. А убить — значит умереть и самому. А мне что делать?»

Квартира быстро опустела. О трагедии напоминал лишь меловой контур трупа Пасюк — Пивторацкого и не замытое пятно крови на светлом ламинате.

Иван набрал номер домашнего телефона, сообщил маме, что скоро приедет.

— У тестя, наверное, мои ключи от машины, — сказал Иван, вернувшись на кухню.

Полковник просматривал его отчет.

— Тебе я сейчас не рекомендую садиться за руль. Давай — ка, я отвезу. Собирайся.

Иван потер запястья, еще помнившие скотч. Осмотрел комнату, взял книгу «Щит и меч», и доложил:

— Я готов.

в которой Иван узнает, что его ждет командировка, учеба и заходит в церковь…

Меньше всего Ивану по пути домой хотелось разговаривать и обсуждать пережитые события. Впервые в жизни он подумал, что не мешало бы выпить граммов пятьдесят коньяка или на худой конец водки. И все — таки он спросил, не обращаясь к полковнику, а в пространство:

— Что дальше?

— Три дня на приведение себя в порядок и выяснение отношений с мамой, — сказал Москвичов, — а потом командировка.

— Куда? — без удивления спросил Иван, — он предполагал, что его «заключение» тремя днями отсидки в квартире не окончится.

— Учиться, — объяснил Москвичов, — тренироваться. Обретать новую специальность.