Елена Михалкова - Самая хитрая рыба

– Ты что? – обиженно крикнул он.

– Монтировка! Убивают! – заорал Шаповалов.

Он обращался не к Петьке, а ко всем вокруг.

К ним начали оборачиваться. Под фонарем трое хмуро и уныло лупили друг друга, словно исполняли тяжелую повинность, но те, кто был поблизости, начали расходиться. Верзила оказался в центре внимания.

– Ляхов, ты чего это? – не совсем уверенно крикнул один из парней.

– Не по понятиям! – взвизгнули за спиной Ильи.

Парень открыл рот. Слова вылетали вместе со слюной.

– Вы хуже вшей! Гоношитесь тут… Тьфу! – Он густо сплюнул, попав в кого-то из своих. – Он на нашу бабу залез! Мочить козла!

Шаповалов не мог не заметить, что риторические приемы этого дегенерата не слишком отличаются от тех, что использовал Мансуров. Стоило ему подумать об Антоне, как тот вышел вперед. Из разбитой губы струилась кровь, Мансуров время от времени стирал ее запястьем.

Никаких слов больше произнесено не было. Нестеровские и кировские сами раздались, образовывая круг. В его центре сошлись Мансуров и верзила.

– Монтировку бросай, урод! – крикнул Белоусов.

Тот оскалился, а затем все случилось очень быстро. Мансуров подобрался, ссутулился и как-то неловко провалился внутрь себя, словно ощетинившийся еж; мелкими шажками, но очень быстро подбежал к противнику и…

Со стороны это выглядело так, будто Антон собирался пройти сквозь него. Верзила не пошатнулся, не отскочил; однако спустя секунду он лежал на спине в пыли, и его изумленно разинутый черный рот был похож на одну из дорожных выбоин. Сзади подошел Макс, наклонился, подобрал монтировку.

– В следующий раз я тебе ее в жопу засуну, – пообещал он.

Эти слова прозвучали как заключительный удар гонга. Драться дальше было нелепо. Кое-кто, кряхтя, поднялся сам, другим помогли, и вскоре на месте сражения двух районов остался только чей-то дырявый кроссовок без шнурков. За ним так никто и не вернулся.

– Мы победили! – провозгласил Белоусов.

– Мы победили! – согласился Дидовец.

– Вы идиоты! – сказал Шаповалов.

На следующее утро они втроем сидели под той самой оградой, с которой месяц назад спрыгнул к ним Антон, и смотрели, как он обучает свою армию.

Илья, Петька и Максим не присоединились к ним. У них был особый статус – статус друзей Мансурова.

– Ты же видел, Илья, как он вступился за Дидовца!

– Да! Как он его о землю грохнул! – восторженно подтвердил Петька. – Вы видали? Я вообще не понял, что произошло!

– Если бы я не заорал и не повалил тебя, у тебя вместо башки на шее сейчас торчал бы расколотый арбуз, – флегматично сказал Шаповалов. Он не собирался хвастаться, но и молча слушать, как другого превозносят за его подвиг, не хотел. Разве ему нечем гордиться?

– Без тебя этот урод меня бы угробил. Эх и рожа… – Дидовца передернуло.

– Но Мансуров все равно… – начал Белоусов.

Илье это надоело.

– Макс, хочешь правду? Мансуров-то все это начал. Без него ничего, вообще ничего бы не произошло, понимаешь? И если бы Петьке вчера пробили голову, кто бы в этом был виноват? А? Скажешь, чучело с монтировкой? Да нет. Это Антон вас всех подначил на драку, а вы повелись. Пошли сражаться за правое дело! Тоже мне, крестовый поход! Разуй глаза и посмотри, за кого вы сражались!

Он подтолкнул вперед Дидовца. Тот покраснел.

– За кого вы вступились, Макс? – продолжал Шаповалов, злея на глазах. – За парня, который приставал к девчонке! Если бы кто-то из нестеровских облапал Наташку, ты бы ему дал – заслуженно! – по морде, а потом на тебя пошел бы за это весь район, – что бы ты сказал? Сказал бы, что они дебилы! Вот эти дебилы – мы и есть. А ты еще этим и гордишься. Мама говорила мне о психологии толпы, о том, что человек в толпе внушаем и ведет себя иррационально. Перевожу: как дурак! Вы вчера в эту толпу влились как родные.

Язвительность Шаповалова достигла цели: Белоусов смутился.

– Ладно, не бузи, – примирительно буркнул он. – Ты сам-то чего с нами пошел, раз мы идиоты?

– Потому и пошел. Хоть вы и идиоты, но идиотов тоже жалко. Хорони еще вас потом! У меня, между прочим, даже черного костюма не имеется. Я из него вырос и мать отдала его Кольке Пронину…

– Ну и отправил бы вместо себя на похороны Кольку! – мрачно буркнул Дидовец.

Петька был мастер отпускать нелепые фразочки, которые производили комический эффект сродни разорвавшейся капитошке. Примитивная вещь – капитошка! Всего лишь презерватив, залитый водой и перевязанный так, чтобы получилась полупрозрачная растянутая капля. Капля становится капитошкой в тот момент, когда, давясь от хохота, разжимаешь пальцы над заасфальтированной пропастью и отпускаешь ее с балкона вниз, на тротуар, – в мишень, в точку, куда приближается командирским шагом вреднейшая баба Ираида Семеновна Дубовец, школьная гардеробщица, женщина такой лютости, что даже мама Шаповалова говорит: «Ей-богу, Сцилла и Харибда служили бы у нее на посылках».

Дубовец приближается. Капитошка летит в последний путь, как японский летчик-камикадзе. И за шаг до того, как нога Ираиды ступит на невидимую мишень, взрывается миллионом брызг.

Главное здесь – безупречный расчет: боже упаси, чтобы шарик шмякнулся на голову Ираиде. Только хлопок, только вода! Все невинно, но Ираида хрипло матерится на весь двор, обратив рычащую морду к небесам, а ты дико хохочешь, отползая с балкона в комнату.

Дидовец обладал способностью рождать капитошки из слов. Брякнет какую-нибудь ерунду, а всем смешно, и почему смешно – толком непонятно.

Представив соседского тощего пацана, отбывающего за него повинность на кладбище, Шаповалов зашелся от хохота. Заржал и Белоусов. Петька удивленно оглядел обоих и расплылся в улыбке.

– Ха-ха! Вместо себя отправил! – Белоусов вытер слезящиеся глаза и притянул к себе Илью. – Нет уж! Сам придешь! Плюнешь мне на гробик!

– Идиоты, – облегченно сказал Дидовец.

От зарождавшейся размолвки не осталось и следа.

Мансуров стоял, засунув руки в карманы, перед парнями, которые сидели перед ним на траве и внимательно слушали.

– Из вчерашнего надо сделать выводы, – говорил Антон. – Мы пошли толпой. А надо было идти строем. Шеренгой. Отработаем потом, когда подтянется народ…

Никто не спросил его, зачем это нужно.

– И вот еще что: побеждают не числом, побеждают тактикой. У нас тактики не было. Но все равно вы самые крутые. Реально, мужики: круче некуда.

«Неужели это сработает? – удивленно подумал Шаповалов. – Реально! Круче некуда! Любой дурак поймет, что он с ними тупо заигрывает».

Но его приятели поднимались, жали друг другу руки, и все это с серьезными, ответственными лицами.

Когда все разошлись, Антон подошел и сел рядом с ними.