Виктория Платова - Из жизни карамели

Магнит стоил того, чтобы вернуться, но что-то подсказывало Рыбе: Салехард он видит последний раз в жизни. Подведя жирную черту под Полярным кругом, Рыба переключился на мысли о безвозвратно утерянных вещах из чемодана. Что там было? Три пары обычных носков, две пары теплых, на козьем пуху; несколько пар трусов – по-английски сдержанных, без всяких мультипликационных завихрений; бритвенный прибор, банное полотенце, туалетная вода «Narciso Rodriguez for Him», три рубашки, счастливый галстук с обезьянами, который Рыба неизменно повязывал в первый день работы на новом месте; белые джинсы на выход, черные джинсы на каждый день, жилетка – кожаная на вид, но пошло дерматиновая по сути своей, шарф «Генри Ллойд», подаренный Кошкиной.

Вроде все.

Зимние вещи Рыба-Молот надеялся прикупить непосредственно в Салехарде, исходя из погодных условий местности, – но до свирепой салехардской зимы досидеть не получилось. Значит, придется обновлять гардероб совсем в другом месте.

Больше всего было жаль туалетную воду, галстук с обезьянами и «Генри Ллойда», – но галстук все-таки жальче. Зеленые обезьяны на желтом фоне стояли перед глазами Рыбы, как живые, – помахивали хвостами и так умильно морщились, что Рыба-Молот даже пустил по ним слезу. Как обычно, искренняя эмоция не осталась безнаказанной: отвлекшись на чертовых проститутских мартышек, он едва не впаялся в фонарный столб и лишь в самый последний момент избежал столкновения.

– Угробить нас решил?! Не видишь, куда прешь, что ли? – прикрикнул на шофера-неудачника Николаша. – Давай, поддай газу, залупа конская!

– Я попросил бы не выражаться… – поморщился Рыба, и тут же в его голове послышалось потрескивание микрофона. И вернувшийся в отчую будку синхронистов блудный сын Гоблин выдал целую простынь отборных ругательств в ответ на сиротскую «залупу». Озвучить хотя бы одно из них Рыба (в силу провинциального воспитания) не решился. Но был явно восхищен грозной силой и необузданностью русского ненорматива. И – прежде чем волевым усилием смикшировать звук – несколько раз произнес в пространство салона: «Иди ты!», «Охренеть, как круто!» и «Такое тоже бывает?!»

– Ни фига себе ты странный! – моментально отреагировал Николаша. – Сам с собой разговариваешь! Ну у тебя и тараканы в башке!

– У тебя, можно подумать, никто там не живет.

Брошенное вскользь замечание Рыбы направило мысли Николаши в русло возможного воссоединения с духами нгылека. Он почему-то уверовал в теорию о том, что консервативные духи ни за что не пересекут границы ареала Ямало-Ненецкого округа – хоть на самолете, хоть как. И только то и делал, что заставлял Рыбу «поддать газку» и даже норовил ухватиться за руль, чтобы скорректировать движение. Когда они добрались наконец до аэропорта, оказалось, что регистрация на московский рейс закончилась пять минут назад. Но и здесь Николаша не растерялся, а, выхватив депутатские корочки и размахивая ими, как самурайским мечом, метнулся к дежурному по аэровокзалу.

Спустя еще три минуты все проблемы были улажены, и Бархатов А. Е. прошел на посадку в сопровождении самого дежурного, начальника службы безопасности аэропорта и депутата законодательного собрания.

– Я тебя никогда не забуду, – вполне искренне сказал Рыба Николаше. – А деньги вышлю при первой же возможности.

– Лучше забудь, – вполне искренне сказал Николаша Рыбе. – И денег никаких не нужно.

После этого он добавил еще несколько слов на своем языке, махнул рукой, повернулся на сто восемьдесят градусов и ушел не оглядываясь.

Рыба, напротив, несколько раз оглянулся, мысленно пожелал депутату удачи, процветания и счастья в личной жизни. Затем извинился за косяк с депутатской женой, не преминув напомнить, что в произошедшем косвенно виноват сам Николаша. Нужно было держать своих духов под контролем и не выпускать из узды, если уж решил для себя, что без помощи потусторонних сил в этом мире не проживешь.

Успокоив таким образом нечистую совесть, Рыба вскарабкался по трапу на борт московской «тушки». И нос к носу столкнулся со змеей-бортпроводницей с «тушки» питерской. От удивления у Рыбы отвисла челюсть, но змея удивилась не меньше.

– Вы?!

– Ты, чудила?! Опять будешь полет людям махратить?

Рыба хотел огрызнуться в том плане, что еще неизвестно, кто кому будет «махратить полет», но передумал. И, не говоря ни слова, всучил гестаповке посадочный талон.

– Место 3А, бизнес-класс, – с некоторым даже пиететом произнесла змея и почему-то перешла на корректное множественное число. – Идемте, я провожу вас.

Рыба оглянулся, проверяя, не стоит ли за ним толпа бизнесменов.

Ни единого человека за Рыбой-Молотом не стояло, следовательно – обращались непосредственно к нему, причем в извращенно-вежливой форме. Что последует за этим и как будет проходить полет – одному Богу известно, но надеяться всегда нужно на лучшее.

С надеждой в сердце Рыба и проследовал на место 3А в бизнес-классе московского разлива. Он мало чем отличался от разлива санкт-петербургского: та же тряпка горчичного цвета, отделяющая бизнес-чистилище от ада общего салона, те же потрепанные кресла, те же откидные столики и кипы периодики. Неизвестно, сколько человек вообще летело из Салехарда в Москву ночным рейсом, но в этом отсеке Рыба оказался в полном одиночестве. И сразу стал извлекать дивиденды из своего привилегированного положения: развалился в кресле (чуть более широком, чем обычно), вытянул ноги (в экономклассе такие манипуляции с конечностями невозможны в принципе), взял в руки газету «Московский комсомолец», потом сменил ее на «Экспресс-газету» с зубодробительной новостью о том, что у певицы Сати Казановой открылся третий глаз. Потом Рыбу привлек один из заголовков газеты «Жизнь» – «Полтергейст в Кремле: оправдываются самые мрачные ожидания специалистов». Квелые и притянутые за уши факты полтергейста Рыбу не удовлетворили, и он переключился на «Биржевые новости».

Что больше соответствовало его новому имиджу vip-пассажира.

В полном соответствии с ним расслабившийся Рыба спросил у змеи-бортпроводницы:

– А коньяк у вас подают?

Вопреки всему прошлому опыту их недолгих взаимоотношений, змея не стала бросаться на Рыбу-Молота и жалить его презрением. А почтительно и с придыханием сказала:

– Спиртное будет предложено вам позже. А сейчас прослушайте информацию о мерах безопасности в полете.

– Ну-ну, – поощрил Рыба, глядя на легкий туман вокруг головы гестаповки, всегда предшествовавший появлению духов нгылека. – Валяй про меры.

Гестаповка на ускоренной промотала про «экипаж в лице такого-сякого пилота приветствует вас» и перешла к вольным упражнениям с кислородной маской и спасательными жилетами. Эту волнующую прелюдию ко взлету Рыба-Молот обычно пропускал, так как находился в состоянии далеком от нормального. Но сейчас он чувствовал себя превосходно: не было ни обычного страха, ни перманентных и гнетущих провалов в небытие.