Виктория Платова - Из жизни карамели

Во-вторых, он мерзко изменил своей единственной и неповторимой любви – Изящной Птице. А скромная память о ней – цветочек-орхидейка – унесен в неизвестном направлении.

В-третьих, если подобные игрища перейдут в разряд постоянных, то он рискует не дожить не только до Нового года, но и до наступления календарной осени. Семижильная нимфоманка, госпожа Родригес-Гонсалес Малатеста, его ухайдокает, тут и к гадалке не ходи.

– Чего делать-то? – обратился он к своим недавним покровителям, соглядатаям и соучастникам – Гоблину и Луишу Фернандешу Барбозе. Но в голове и окрестностях царило затишье: очевидно, оба, досмотрев порнуху до конца, перекочевали в другое, более интересное место.

Вот так всегда – санки приходится тягать одному, – грустно усмехнувшись, подумал про себя Рыба. И попытался вызвать виновников всего произошедшего кошмара, злых духов нгылека:

– Вы-то хоть на месте, гаврики?

Обрывки тумана, поплывшего перед глазами Рыбы, подтвердили: гаврики на месте.

Немного успокоившись, Рыба-Молот оставил подсчет моральных издержек и переключился на физические. Тут его ждал целый букет неприятных открытий.

Во-первых, слегка саднил натруженный пенис.

Во-вторых, саднила правая щиколотка, с которой была похищена злосчастная орхидея.

В-третьих, саднило левое ухо.

Со щиколоткой Рыба и заморачиваться не стал (если уж придется ужасаться последствиям, то лучше делать это при свете дня), а ухо…

Ухо стало серьезно беспокоить Рыбу после того, как он цапнул рукой мочку и обнаружил что ее форма непоправимо изменилась. Обычно вытянутая наподобие десерта «Chuvisco», она венчалась полукружием правильной формы. Теперь, насколько мог судить Рыба, полукружие – хотя и сохранило правильность формы – не выпирало, а казалось вогнутым.

Терзаемый самыми нехорошими предчувствиями, Рыба побрел в ванную, по ходу вспомнив, что полуолигархическая самка Вера Рашидовна не единожды совала ему в уши свой язык. Но сованием языка дело не ограничивалось, за ним следовало обмусоливание и покусывание. Еще какое покусывание! Как только она вообще не отчекрыжила…

А если – отчекрыжила?!

Как Тайсон Холлифилду?!

Да нет, такого быть не может! Иначе он почувствовал бы страшную боль и кровища бы хлестала так, что мама не горюй.

Приободренный Рыба сунул физиономию в индийское зеркало над испанским умывальником и чуть не рухнул на итальянскую плитку: мочка левого уха отсутствовала как класс!

Но при этом само ухо не выглядело так, как будто рана нанесена час или два часа назад. Процесс заживления кончился еще до того, как Рыба-Молот обнаружил потерю. И теперь о ней напоминала лишь розоватая полоска по краю.

Ничего себе – регенерация! Похлеще, чем во всех фильмах о далеком будущем – типа «Пятого элемента», который они с Рахилью Исааковной смотрели ровно пять раз. Рахиль Исааковна – из-за Брюса Уиллиса, а Рыба-Молот – из-за Милы Йовович и немного – из-за монструозной оперной певицы Дивы Лагуны.

– Вы, что ли, постарались, анестезиологи хреновы? – спросил Рыба-Молот у затаившихся нгылека.

Ответа не последовало, но и без него ясно – они, они, больше некому.

– А что, нельзя было заодно и мочку пришить, раз вы такие специалисты?

Стоило Рыбе произнести это, как в висках громко застучали самодийские барабаны, что, несомненно, означало: «Хавай, что дают, идиот, и не выпендривайся».

– Ладно, ладно, проехали, – примирительно сказал Рыба, и барабаны тотчас стихли.

За изучением искалеченного уха Рыба провел добрых полчаса, каждые тридцать секунд поминая Веру Рашидовну недобрым словом. Начав с «сучки», он присовокупил к ней еще с десяток нецензурных и близких к нецензурным определений. На этом его матерщинная (о, где же ты, брателло Гоблин!) фантазия иссякла, и пришлось перейти на:

млекопитающих женского рода; пресмыкающихся женского рода; верблюдовых и парнокопытных женского рода; членистоногих женского рода; ракообразных и хордовых женского рода.

А также – отдельной строкой – припомнить волосатую проехидну, обитающую в горных влажных лесах Новой Гвинеи.

Когда вся известная Рыбе фауна подошла к концу, он решил перескочить на неодушевленные предметы все того же рода, но их было слишком, слишком много. И Рыба снова вернулся к «сучке» и даже оплевал все зеркало.

А потом, немного поостыв, угнездился на британском унитазе, забросил ноги на британское же биде и заложил руки за голову.

Так ли уж виновата несчастная Вера Рашидовна, находящаяся под прямым воздействием злых духов нгылека?

Нисколько не виновата.

Это они, мелкие пакостники, вертят ею, как хотят, а сама Вера Рашидовна – почти что ангел во плоти, пусть и слегка падший. Как она хотела понравиться Рыбе-Молоту, как старалась ублажить его, какие перспективы стремилась открыть перед ним! Это – дорогого стоит, если не брать во внимание искусственно созданную духами ситуацию.

А вот жизнь и здоровье самого Рыбы, напротив, – стоят недорого.

И, если Вера Рашидовна будет продолжать такими темпами, он может лишиться не только мочки уха, но и вещей посущественнее.

Опыт последнего часа подсказывает: пропажу легко не заметить. Хватиться ее не сразу, если вообще будет за что хвататься!

И потом, Железная Леди вовсе не героиня его романа! Тут хоть тресни – а сердцу не прикажешь.

Все, что произошло сегодняшним вечером между ним и Верой Рашидовной, можно и должно считать ошибкой.

Единственное, что от него требуется как от порядочного человека, – сказать об этом г-же Родригес-Гонсалес прямо в глаза. До сих пор, правда, Рыба никому не объявлял о своем уходе, он всегда выступал в совершенно ином – малопочтенном – амплуа: оставленного мужа и любовника.

Рыба попытался вспомнить, какие именно слова говорили ему при разрыве Кошкина с Рахилью Исааковной. Но ничего, кроме «пошел ты в жопу!», почему-то не вспоминалось. А к Вере Рашидовне подобного рода лексика неприменима. Как неприменим тезис «я люблю другую», поскольку у нее может возникнуть вполне резонный и неудобный для Рыбы вопрос: «Тогда какого хера ты трахался со мной?»

Ответов на неудобные вопросы Рыба-Молот избегал всегда и всеми доступными способами. Следовательно, в трясину «я люблю другую» и соваться не стоит, захлебнешься вонючей жижей к чертовой матери. А вот обтекаемые формулировки типа «мне необходимо время, чтобы подумать» или «я слишком долго жил один, чтобы что-либо менять в своей жизни. Может быть – потом, но не сейчас»… Эти формулировки подойдут.

Рыба даже дернул себя за нос – таким умным и хитрым он себе показался. Но, спустя мгновение пришлось бить себя по лбу: не все так просто, рыбец, не все так просто! Вера Рашидовна, в отличие от Рыбы-Молота, никогда не жила одна. Разве что – в юности, изрядно подмоченной портвейном «Три топора» и еще бог весть какими вещами. Но юность давно закончилась, и ей на смену пришла зрелость с испанским и итальянским мужьями в активе, а также зрелость-зрелость с хорошо отлаженным бизнесом и личными телохранителями.