Константин Веснин - Приют горного странника

Стояли последние деньки уходящего лета. Ночами уже примораживало. Утренний воздух приобретал тот неповторимый аромат и бодрящую свежесть, характерные для приближающейся осени. Где-то в дальнем конце поселка хрипло прокричал первый петух. Ненадолго воцарилась тишина. Но вот уже второй, а за ним и третий петушиный крик нарушили прозрачную хрупкость раннего утра. Петушиный хор поддержал короткий, отрывистый собачий лай.

— Буян проснулся. Может, кто-то приехал, Лео?

— Нет, милая Лизи. Выскажу гипотезу, что это Муза отправляется на травяное пропитание.

Глядя на свежее румяное лицо женщины, обрамленное светлыми волнистыми волосами, тонкую полоску губ, в уголках которых играла легкая улыбка, и большие выразительные серые глаза, трудно было поверить, что ей недавно исполнилось пятьдесят лет. Белый передник туго обтягивал голубую блузку и серую длинную юбку, подчеркивая все еще стройную фигуру. Она позволила себе только одну временную слабость: в отсутствии постояльцев или, как она называла их — гостей, надеть мягкие розовые тапочки.

Рядом с ней, за небольшим кухонным столиком, сидел мужчина, неспешными глотками наслаждающийся чашечкой кофе. Он еще не вышел из того переходного периода, который отделяет мужчину «еще ничего» от «уже пожилого человека». Для своих пятидесяти восьми лет он сохранил живое выражение лица. В его проницательных, с мягким прищуром глазах до сих пор искрился огонек любви к жизни, пронесенный через невзгоды и потрясения. Припорошенные сединой волосы, высокий лоб, горделивая прямая осанка… Когда-то он был красив. Сейчас же его внешность без сомнения можно было назвать благородной. Свою спутницу жизни он называл Лизи, слегка напевно, придавая голосу нотки мягкой задушевности. Она отвечала ему выразительным взглядом, в котором, в зависимости от обстоятельств, сквозили нотки иронии, укора или нежности.

С улицы послышались собачьи поскуливания, перешедшие в протяжные завывания.

— Лео, что-то Буян в последнее время стал вставать с петухами…

— Да… «стало неспокойно в Датском королевстве». Иду! Судьба меня зовет!

И Лео, а точнее Леопольд Фомич, хлопнув себя по коленям, решительно поднялся.

— Покормишь Буяна, отрегулируй водонагреватель. Сегодня потребуется много воды! — крикнула ему вслед Лизи, а вернее — Елизавета Капитоновна.

Покинув кухню, Леопольд Фомич прошел на лестницу, ведущую в холл. Он любил эту лестницу, по какой-то непостижимой случайности избежавшую руки плотника во время недавнего ремонта дома. Ее поскрипывающие ступени, перила, испещренные маленькими трещинками, навевали на него сладкую грусть, грезу о старом как будто бы их с Лизи доме, где живут тишина и любовь… Он всегда останавливался на этой лестнице, поглаживал рукой ее шершавые перила, принюхивался, вдыхая запах старого дерева… И в это утро его взгляд, пропутешествовав по перилам, остановился на паутинке. Он уже хотел смахнуть ее рукой, но ахнул, замерев: сквозь окно биллиардной солнечные лучи играли на сетке паутинки радужными переливами. Занесенная над ней рука опустилась, и Леопольд Фомич осторожно прошел мимо.

В прохладной свежести утра витал терпкий аромат покрытых росой трав. Обойдя дом, он очутился перед центральным входом. Завидев хозяина, Буян заскулил еще громче, отчаянно заколотил хвостом и, в порыве переполнявших его радостных чувств, навалившись передними лапами на сетку, гавкнул пару раз.

— Ну… ну, буде… буде… Ты у нас штатный работник, и рацион тебе положен по предписанию начальства.

Убрав засов и открыв маленькую калитку, Леопольд Фомич обхватил руками большую голову собаки и потрепал ее за загривок, потом повалил Буяна на бок.

— Ну… что, нравится?

Пес с удовольствием завалился на спину и приподнял лапу, позволяя Леопольду Фомичу похлопать и почесать себя. В свое время он взял его еще двухмесячным щенком, пузатым, неуклюжим. И теперь здоровый трехлетка алабай только Леопольду Фомичу позволял с собой такие вольности.

— Вот тебе… ешь, — Леопольд Фомич наполнил собачью миску кашей с мясом, налил воды. Пес начал жадно заглатывать еду, периодически посматривая на пакет в руках Леопольда Фомича. — Ешь, ешь, я подожду. Что, спрашиваешь, не забыл ли я десерт? Не забыл, сначала доешь кашу.

Но пес присел на задние лапы, отчаянно забил хвостом и заскулил.

— Все… ладно… убедил, получи, — Леопольд Фомич достал из пакета очищенный банан, но не успел кинуть его в миску. Пес подхватил банан на лету и, отойдя в угол вольера, зарычал.

— Все, все, ухожу, — Леопольд Фомич затворил за собой калитку и надежно закрыл засов.

Отрегулировав водонагреватель, Леопольд Фомич вспомнил, что заканчивается запас дров для бани. Он распрямил плечи и сделал несколько взмахов руками — этот привычный ритуал предшествовал колке дров. Чувство легкости в теле и беззаботной радости переполняли его. Откинув со лба волосы, он выбросил вперед правую руку:

— «Ночь сердится, а день исподтишка расписывает краской облака. Как выпившие, кренделя рисуя, остатки тьмы пустились врассыпную. Пока роса на солнце не сошла, и держится предутренняя мгла…»

Рука опустилась вниз, на мгновение он замер, медленно скользя взглядом по вершине хребта, освещенного лучами солнца. Послышался крик петуха, ветер зашумел в зарослях у забора. Он немного постоял, вздохнул и завернул за угол добротной, сложенной из крупных сосновых бревен бани. Здесь была поленница с дровами. Поплевывал на руки, взял топор… Время исчезло из сознания, все слилось в единых движениях сильных рук…

Покончив с дровами, Леопольд Фомич немного походил по двору, успокоил дыхание и вернулся на кухню, где и застал Елизавету Капитоновну, окруженную кастрюлями, источающими манящие ароматы. Он не удержался и поцеловал жену, затем расслабленно откинулся на спинку стула и, закинув ногу на ногу, залюбовался ею.

…Вот настоящая женщина, как она цветет!

Но от внимательного наблюдателя не ускользнуло бы некоторое беспокойство во взгляде Леопольда Фомича, и беспокойство это было за жену.

— Лео, милый, — бодрый голос Елизаветы Капитоновны вернул его к действительности. — Ты, конечно, хорошо сидишь. Между прочим, скоро уже будут подъезжать гости. А у нас еще не все дела сделаны.

Ответом ей была блуждающая улыбка на лице мужа и его мурлыкающий голос:

— Лизи, посмотри мне в глаза…

— Лео, перестань! Ты же прекрасно понимаешь, что сейчас не время для нежностей. Я тут набросала план, что нам нужно сделать в первую очередь…

— Я и без плана знаю, что я должен сделать в первую очередь… «Не верь, что есть огонь в звездах, что солнце ходит в небесах и согревает грудь твою: но верь, что я тебя люблю!» — с этими словами Леопольд Фомич быстро поднялся и, притянув к себе жену, поцеловал ее. Но она высвободилась из его объятий: