Ольга Баскова - Проклятая сабля крымского хана

— Через полгода мы сможем сделать это, — уверенно сказал он. — Наши янычары дадут русскому войску достойное сражение. Мы разрушим честолюбивые планы царя Ивана Четвертого. Крыма ему не видать.

Девлет довольно улыбнулся тонкими губами. Слова опытного и мудрого Мустафы-аги грели душу, приятно щекотали самолюбие.

— Очень хорошо! — кивнул он. — И у нас будет время все обдумать.

— Мой господин! — В покои вбежал слуга. — К вам человек… Он принес голову Амин Гирея.

Девлет вздрогнул:

— Моего двоюродного брата? Несколько дней я ничего не знал о его судьбе. Немедленно приведи его сюда.

В покои вошел пожилой татарин с загорелым дочерна лицом. В темных натруженных руках он держал холщовый мешок, испачканный уже запекшейся кровью. Он степенно положил свою страшную ношу у ног хана и бросился перед ним на колени.

— О великий хан! Здесь голова твоего врага.

Девлет нахмурился. Все в пришельце выдавало человека незнатного рода.

— Ты кто? — спросил он. — И как попала к тебе голова моего брата?

Синие губы татарина растянулись в улыбке:

— Я его слуга, мой господин, меня зовут Ит-Ходжа.

— Кто убил его? — поинтересовался хан, вглядываясь в лицо Ит-Ходжи, сверля его глазами, будто пытаясь достать правду из глубины его души. Однако татарин и не думал лгать.

— Я сам убил его, мой господин. Я это сделал, опередив других слуг. Все хотели убить его, чтобы получить награду из твоих рук. Ты ведь наградишь человека, который избавил тебя от злейшего врага?

Девлет Гирей опустил глаза и отвел взгляд.

— Я не обещал награду слугам за убийство их господ, — твердо ответил он. — За это тебя не ждет ничего хорошего. Ты пролил кровь моего брата, человека знатного рода, сына хана Сахиб Гирея, и заслуживаешь смерти.

Ит-Ходжа сжался, разом постарев на несколько лет. Под загаром выступила бледность.

— Как же так? — Он заволновался, будто попавший в ловушку волк. — Все говорили, что вы наградите того, кто избавит вас от него.

— Я никогда этого не говорил, — буркнул хан и повернулся к стражникам, стоявшим позади трона в молчании. — Уведите его. Я приговариваю этого человека к четвертованию. Это послужит уроком другим простолюдинам, которые захотят за деньги пролить кровь своих господ.

Стражники поволокли прочь из покоев обмякшее тело Ит-Ходжи. Мустафа-ага нагнулся к Девлет Гирею.

— Не слишком ли вы суровы, мой повелитель? Мне бы не хотелось, чтобы твое правление начиналось с большого кровопролития. Это никогда не приводило ни к чему хорошему.

— Позволь мне самому решать, что хорошо, а что плохо, — отозвался хан. — Теперь у меня нет родственников, которые могли бы соперничать со мной в борьбе за власть, нет врагов, которые помешали бы мне править так, как я считаю нужным. — Он откинулся на спинку трона. — Давай лучше поговорим о другом. Как мои янычары? Готовятся ли они к походу на Москву?

— Я пригласил военачальника Селима, — сказал визирь. — Он давно ждет, когда вы закончите свои дела. Селим расскажет вам обо всем более подробно. — В его руках появились бумаги. — Это ваши приказы, господин. Поставьте подпись.

Стражники с трепетом наблюдали за тем, как Девлет выводил закорючки, понимая, что эти закорючки решают судьбу людей Крымского ханства.

— А теперь попроси Селима войти, — приказал хан, и высокий худощавый человек вскоре стоял перед его троном.

— Я вас слушаю, мой господин.

Девлет Гирей несколько секунд наблюдал за человеком, о беспощадности которого ходили легенды. Все в Селиме — суровый взгляд, холодные темные глаза, мускулистые руки — говорило о его силе и непреклонности.

— Знает ли мое войско, что вскоре им предстоит поход на Москву? — спросил хан.

— Армия оповещена, — ответил Селим хрипловатым басом. — Как военачальник, я считаю, что у нас есть все шансы на победу. Русские придерживаются своей тактики ведения боя. Наша тактика гораздо эффективнее. Кроме того, наши воины лучше обучены. Как любят говорить турки, если человек их национальности слезает с седла, чтобы сидеть на ковре, он превращается в ничто. В нашей армии ни один человек пока не менял седло на ковер.

Девлет прищурился, с интересом глядя на Селима.

— Правда? — спросил он. — Что ж, поверю. Продолжайте готовить армию. Полгода пролетят довольно быстро. Иди.

Проводив военачальника глазами, хан повернулся к визирю.

— Селим принес мне хорошие новости. А они, как известно, возбуждают аппетит. Я хочу поесть, Мустафа.

Во время обеда хан с наслаждением ел жареного ягненка, инжир в сметане, запивая все холодным айраном, потом перешел к шербету. Плотный обед сморил нового правителя, и вскоре слуги приготовили ему белоснежную постель. Улегшись на прохладные простыни, Девлет мгновенно заснул.

Как сказал Ройтман, имя Павла Ивановича Завьялова не было известно широкому кругу коллекционеров или ценителей прекрасного. И неудивительно. Историк по образованию, вынужденный оставить любимую профессию ради денег, ныне богатый тульский предприниматель, этот человек владел коллекцией, стоившей миллионы долларов. Естественно, он тщательно скрывал свой подпольный музей, размещенный в специально оборудованной комнате в подземелье загородного особняка, очень похожем на кладовую дома Акинфия Демидова. Мало кто знал: в его роду было четыре поколения коллекционеров. Мужчина никогда не распространялся об этом. Мало ли… Недоброжелатели и завистники встречаются во все времена. Многих талантливых и предприимчивых людей погубила обычная зависть. Не прав был Булгаков. Не лесть и трусость — самые дурные пороки, а зависть. Павел всегда считал себя талантливым и предприимчивым. Наверное, коллекционирование, как и другие таланты, передается по наследству. Бабушка, его любимая бабушка, этакий божий одуванчик, всегда одетая в черное, как богомолка, с неизменным платком на голове, скрывавшим перманент, делавший ее волосы похожими на шерсть барашка, собирала иконы. В его семье смеялись: ей сам Бог велел… Она жила неподалеку от действующего монастыря Святой Параскевы, к которому тянулись паломники со всех концов России. Надо отдать должное ее наивности, старушка никогда не считала, что вынос икон из хранилища, где их готовили для реставрации, назывался воровством. Женщина рассуждала по-другому: в советское время людям не до религии. Будут ли обновлены памятники древности — еще неизвестно. Во всяком случае, у нее они сохранятся лучше. Постепенно кованый сундучок тихой пожилой женщины наполнился дорогими образами. Ее увлечение передалось дочери, маме Павла Елене. Несмотря на то что ее супруг Сергей работал в Индии и неплохо зарабатывал, вовсю стараясь, чтобы молодая жена ни в чем себе не отказывала, Елена рьяно взялась за пополнение коллекции. Набив кошелек деньгами, присланными заботливым супругом, она ездила по деревням и селам и скупала старые иконы буквально за бесценок. Было время, когда любой сельский житель отдавал образа за гроши. Слезы и вздохи бедняг, перебивавшихся с хлеба на квас, никогда не смущали женщину. Если ты не умеешь жить на широкую ногу, тогда расставайся с дорогими вещами. Выживает сильнейший и умнейший — и ничего не попишешь. Свои поездки мать Павла держала в тайне. Ни одна подруга не знала, зачем Елена внезапно срывалась с места и отправлялась в длительные поездки. Впрочем, кому какое дело, черт возьми? Неужели надо перед всеми отчитываться?